Знакомый звук: кольт «Молния» тридцать восьмого калибра. Такой же сжимала моя рука. Шансер мисс Шиммер! Хвала Господу, она жива! Лишь сейчас я понял, что взмок не столько от бега, сколько от страха опоздать.
Тень за оконным стеклом я заметил в последний момент – и едва успел закрыть лицо руками. Окно взорвалось фейерверком осколков, меня сшибло с ног. Револьвер ожил, скользкой форелью вывернулся из пальцев…
Что осталось Саймону Куперу? Лишь проводить взглядом темную фигуру, уносящуюся прочь. Взгляд шансфайтера привычно расчертил беглеца на области вразумления и ниспровержения, раскрасил в багрянец и пурпур, черноту ночи и белизну горных снегов. Кем бы он ни был, этот беглец, он был человек, рожденный отцом и матерью. И он исчез в ночи быстрее, чем я успел достать «Фронтир» из второй кобуры.
Я поднялся на ноги.
Свет луны превращал осколки стекла, торчавшие из рамы, в острые клыки зверя из бездны. За ними зияла дымная глотка. В дыму медленно оседал на пол некто, облитый молоком с головы до ног. Джошуа Редман, заместитель шерифа. Кто еще, как не он?
«Они улучшают нас, – сказал я днем, беседуя с мисс Шиммер. – Так водолаз готовит костюм. Когда скафандр готов, разметка исчезает, сменяется ослепительной белизной. Такой костюм неуязвим для шансера…»
Я шагнул ближе.
Ага, вон мисс Шиммер. В углу – громила с кольтом; вероятно, второй помощник. Все живы, кажется, на сей раз обошлось. Кавардак, бедлам: тумбочка перевернута, зеркало упало, разбилось. Суеверные люди утверждают, что зеркала бьются к несчастью. Будь я суеверен…
Я же говорил: все когда-то случается впервые.
Он шел прямо на меня. Он кричал. Кричал так, что у меня едва не лопнула моя бедная голова. Ложная душа! Та самая, которую я видел на площади, возле конторы шерифа. Пиявка, присосавшаяся к мистеру Редману.
Никогда прежде ложная душа не наступала на меня. Никогда она не вела себя с отчаянной решимостью существа, которому нечего терять. Они убегали, прятались. Лопались и расточались от выстрелов «Молнии» и «Фронтира», от благословений и раскаяний.
Кричали ли они? О да!
Они кричали, умирая. В их воплях не было ничего членораздельного – лишь боль и ужас. Эти отчаянные вопли до сих пор звучат у меня в ушах. Сердце мое исполняется жалости, но дух остается тверд: я выбрал свою стезю и не сверну с нее. Человек не должен иметь две души, пусть даже одна из них обретается снаружи.
Но что же услышал я от этой ложной души?
– Кусок святого дерьма
[35]!
Она была в таком гневе, что я отступил назад. Но тут же опомнился и поднял шансер.
– Что, чертов святоша? – в ответ душа ткнула в меня кукишем. – За мной явился?! Пристрелить вздумал?! Стреляй, паскуда! Лучше сдохну от твоей пули, чем…
Я выстрелил и позорно промахнулся. Впервые за много лет рука моя дрогнула!
– Косорукий придурок! Из тебя стрелок, как из навоза пуля!
– Прошу вас…
– Даже человека не можешь прикончить, как положено!
– Прошу вас, – да, я с ней заговорил. От потрясения, не иначе. Другого объяснения я не нахожу. – Не ругайтесь…
Господь Всемогущий! Душа сказала: «человека»?!
Ложная душа остановилась у окна, в трех ярдах от меня. Впечатление было такое, что она налетела на незримую стену.
– Эй, твое преподобие! Ты что, меня слышишь?
– Слышу, – подтвердил я.
– И я слышу, – донесся до нас голос мисс Шиммер.
Миг тишины, и ложная душа возопила так, что прежние ее крики показались мне вкрадчивым шепотом.
– Да! Да!!!
– Перестаньте орать!
– У меня получилось! Вы меня слышите, черт побери!
– Не поминайте черта! Скажите лучше, кто вы такой?
Конечно, мне следовало воспользоваться моментом и упокоить собеседника. Но любопытство наполнило меня до краев. Знаю, грешен.
– Я?! – изумилась ложная душа. – Кто я такой?
– Да, именно вы.
– Я – Джошуа Редман, заместитель шерифа!
И душа добавила с отменным злорадством:
– Если вы меня убьете, вас за это повесят!
– С кем это вы разговариваете?! – вмешался громила с револьвером. – Если со мной, так я Сэмюель Грэйв, помощник шерифа. И я засажу вас в каталажку, ваше преподобие, если вы сию же минуту не уберете ваш револьвер в кобуру.
Как же некстати он очнулся!
2
Рут Шиммер по прозвищу Шеф
– Харчевня закрывай. Совсем, ночь. Что вы делай тут?
Бакалейщик Ли подходит ближе, кладет руки на перила ограждения. Он не выглядит как человек, поднятый шумом с постели. Штаны из плотной саржи на подтяжках, белая рубашка, жилет. Голову покрывает шляпа неизвестного Рут фасона. В руках бакалейщик держит «Летучую мышь» – керосиновую лампу, защищенную от ветра. Это хорошо, раньше света в харчевне недоставало.
Возле столба с «ручками-ножками» миссис Ли смотрелась естественно. Ее муж на этом месте выглядит комично. Вернее, выглядел бы комично, если бы не печать тревоги на утомленном лице китайца. Лампа позволяет рассмотреть следы крови на рубашке мистера Ли.
Это тоже не смешно.
– Уходить вон. Скоро-скоро. Я хоти спать.
Еще пару часов назад Рут легко побилась бы об заклад, что семейство Ли держит бакалею на Уилтон-стрит, но живет в Шанхае, в окружении соотечественников. Дядя Том говорил, что так поступали все китайцы отсюда до Сан-Франциско. Но кое-кто, сведущий в буднях Элмер-Крик, развеял это заблуждение. В китайском квартале у четы Ли действительно был дом, но там проводили время их дети вместе с тетушками, дядюшками и прочей родней, которая не вместилась бы и в Ноев ковчег. Сами же мистер и миссис Ли предпочитали ночлег в восточном крыле лавки, где у них были обустроены две жилые комнаты: спальня и гостиная. В столовой – при наличии харчевни – хозяева не нуждались.
– Не надо коверкать язык, мистер Ли, – Рут встает из-за стола, за которым сидела вместе с Пастором. На этом столе во время первого визита мисс Шиммер лежала винтовка и масленка с ветошью. – Я знаю, вы продаете людям то, что они любят. Бизнес, ничего личного. Но мы пришли не за маской дикого китаёзы. Нас интересует другой товар.
– Что вам нужно?
– Ваша жена. Пусть она придет.
– Вам известно, что на дворе ночь?
– Да. Это трудно не заметить.
