– Эта бешеная баба! Ее наняли Сазерленды!
Легче легкого пристрелить его, не откладывая благое дело на потом. Но Рут не понимает, зачем угольщику вздумалось целиться в нее. Когда Рут чего-то не понимает, она не спешит превратить живое в мертвое.
Мертвецы не отвечают на вопросы.
Вместо этого мисс Шиммер всаживает пару пуль в бочку, заставляя Джефферсона присесть. Из дыр течет вода, веранда делается скользкой. Какой-то стрелок летит вверх тормашками, проклиная свои новенькие сапоги с подошвами из бычьей кожи.
Рут тоже сыплет проклятьями, но уже в свой адрес. Последние две пули были лишними, черт бы их побрал, теперь по балкону стреляют отовсюду. Помощники шерифа, люди Джефферсона, Сазерленды, добровольцы – все, кто внизу, ничего не поняли, кроме главного: по нам палят сверху, кто-то уже пострадал, слышите, как орет, а мы сейчас как на ладони.
– Возьми за руку своего дружка,
Возьми его прямо сейчас…
Дружки́ сорок пятого и тридцать восьмого, длинноствольные приятели сорок четвертого, сорок шестого и даже пятидесятого калибра, каждый стоимостью от одиннадцати до девятнадцати честных долларов за ствол – всю эту огнестрельную компанию взяли за руку, рукоять, ружейное ложе, взяли прямо сейчас и палят без разбору. Хорошо еще, балконом заняты не все, кое-кто продолжает поливать свинцом площадь, контору, салун.
– Прячьтесь!
Рут хватает за шкирку ополоумевшего Пирса. Она не знает, почему тахтон, сидящий в отчиме, застыл на месте, когда пули откалывают щепки от перил, разносят вдребезги оконные стекла и выбивают из стены облачка кирпичной крошки. Погибни один тахтон, свались вниз хладным трупом, и мисс Шиммер пальцем не пошевелила бы ради его спасения. Но тело имеет ценность, оно еще может пригодиться истинной душе Бенджамена Пирса. Во всяком случае, Рут надеется на это – и тащит, волочит тяжелое, как мешок угля, тело через балконную дверь в кабинет.
Мэра тащить не надо, мэр смылся первым.
– Ложись!
Это лишнее. Пули, пущенные снизу, в кабинет не залетают. Но пусть лежат – мэр за плюшевым диваном, Пирс под массивным столом, Рут – на полу за портьерой. Пряча револьвер в кобуру, слушая, как на улице гремят выстрелы и стрекочут пули, пытаясь улечься поудобнее, Рут Шиммер узнаёт, почему Вильям Джефферсон стрелял в нее.
Ну да, конечно. Ничего удивительного.
5
Рут Шиммер по прозвищу Шеф
(прошлой ночью и четырнадцать лет назад)
Все складывается воедино.
Седло вместо головы. Губная гармошка. Лодочник на реках Огайо. Опасный взгляд угольщика. Пастор, труп Красавчика Дэйва. Безумный коктейль обретает вкус и крепость.
Где ты, мазурка?
Губная гармошка. «Танец веселого лодочника».
Хлыстик немилосердно фальшивит. Рут уже поняла, что это бандиты. Сейчас папа продаст им искры, скупленные в поездке, и бандиты отпустят пленников домой.
– Танец, танец лодочника!
Танцуем всю ночь до рассвета!
Лодочник танцует, лодочник поет,
Лодочник делает все, что угодно…
Четырнадцать лет назад.
Прошлая ночь.
Что сказал Пастор преподобному Элайдже над телом Красавчика? Что он сказал, когда Рут тряслась, как влихорадке, слушая его слова?
«Вы идиот, брат мой. Человек, у которого вместо головы седло. Теперь он точно ничего не скажет. Он будет упираться до последнего. Ленивый мул сговорчивей, чем он сейчас…»
– Не волнуйся, приятель. Нам невтерпеж, мы тебя не задержим.
– Ты идиот, Барри, – главарь опустил руку с контрактом. – У тебя вместо головы седло.
– Почему это?
– Теперь он точно ничего не подпишет. Пока она здесь, он будет упираться до последнего. Ленивый мул сговорчивей, чем он сейчас.
– Танец, танец лодочника!
Танцуем всю ночь до рассвета!
Чем лодка не танцпол?
Плыви, лодочник, вверх по рекам Огайо…
Там, у церкви, похожей на призрак, в ночной тишине, оглушительной после грома выстрелов, Рут вздрогнула от этих слов. Она уже слышала их – в юности, сломанной пополам тремя предприимчивыми мужчинами: главарем, хлыстиком, дробовиком. Если бы не папа, не отчаянный Роберт Шиммер, чьего огня хватило на двоих и не осталось на третьего, самого быстрого и сообразительного из банды…
Хлыстик мертв. Дробовик мертв.
Главарь выжил.
Ты слепая кротиха, мисс Шиммер. Все, на что ты способна, это греться на солнышке. Джефферсон узнал тебя первым, прими и проглоти.
Четырнадцать лет прошло.
Ничего не докажешь. Теперь он честный бизнесмен и добропорядочный владелец шахты. Взял себе чужое имя – какого-нибудь знакомца из другого штата, умершего от болезни вместе с семьей. Почему знакомца? При необходимости надо суметь рассказать что-нибудь из прошлой жизни. Если что, Джефферсон с легкостью достанет из жилетного кармашка серебряные часы с дарственной гравировкой: любимому мужу от любящей жены. Перстень с вензелем, разные мелочи. Все чисто, не подкопаешься.
Бандит?
Твое слово против его слова.
А если тебя застрелить, подруга, так и твоего слова не прозвучит. Он узнал тебя, он уверен, что ты пришла по его грешную душу. Рут Шиммер по прозвищу Шеф? Сама подумай, за кем ты еще могла явиться в Элмер-Крик, если не за Вильямом Джефферсоном?
Сходи, переубеди его. У него теперь нехватка пальцев, но на левой руке остался средний, чтобы показать тебе.
Все против всех. Твой недавний конфликт с Пастором. Мэр, индейцы, Пирс. Угольщики против нефтяников. Китайцы против демонов. Горожане против любого, кто угрожает покою в городе. Красавчик Дэйв целится в проповедника. Горбатый Бизон сидит в тюрьме, шошоны придут за вождем. И вот – Вильям Джефферсон, убийца твоего отца.
Случайная встреча через годы и годы.
Слова убийцы в устах Пастора.
Это невозможно. Эти совпадения сошли бы для бульварной газетенки, но не для реальной жизни. Тем не менее, кое-кто палит по Элмер-Крик из адского шансера, нет, кое-кто и есть шансер, живое оружие, смещающее пласты вероятности, тасующее причины и следствия, как шулер тасует колоду карт, готовясь облапошить партнеров за игорным столом.
Нашествие маленьких злых чудес.
– Танец, танец лодочника!
Танцуем всю ночь до рассвета!
Лодочник танцует, лодочник поет,
Лодочник делает все, что угодно…
⁂
От мэра Рут ждет чего угодно. Но этот вопрос приводит ее в оторопь:
