Пальцы, облепленные водорослями, ухватились за борт…
Третий счастливчик ухнул в самую середину лодки, победно воздев руки над головой. Дно проломилось с громким треском, внутрь хлынула черная вода. Весла остальных лодок замерли, как по команде. Толпа, беснующаяся на пристани, окаменела. Казалось, застыло само время. Мгновение превратилось в липкую тянучку: оно истончалось и удлинялось, пока не лопнуло что-то важное, скрепляющее волокна времени в единое полотно.
Весла лодок пришли в движение. Суда разворачивались, спешили прочь. Стекло, назвавшееся пространством, плавилось в пламени невидимой горелки. Трещины затягивались, твердь превращалась в жидкость, зыбкое марево…
В ничто.
Со всхлипом, в котором слышалось явственное облегчение, пространство – искаженное, смятое чужой волей – распрямилось. Горизонт отшатнулся, возвращаясь на прежнее место. К нему, к воображаемой границе, уходили все лодки, кроме потопленной.
Горестный стон исторгся из множества глоток. Усиливаясь, закручиваясь спиралью, он превратился в вой стаи волков, гибнущих в тисках облавы. Мечта о спасении таяла в тумане, наползавшем на пристань. Надежда? Нет, только ужас и безысходность.
Пламя приближалось.
3
Джошуа Редман по прозвищу Малыш
«Большая неудача! Большая неудача!»
Это единственная мысль Джошуа Редмана. Она жужжит мухой в кулаке, бьется в тенетах рассудка, содрогающегося в спазмах:
«Большая неудача!»
Беженцы, пристань, лодки еще стоят у него перед глазами. Уши, словно пробками, забиты воплями, криками, оглушительным стоном. Вот значит, каков ты, выстрел из шансера? Дуплет из двух стволов, маленькое злое чудо. Впрочем, не такое уж маленькое. Объятия мистера Редмана и мистера Пирса. Две семьи тахтонов, жаждущих спасения. Слишком много в одном месте, слишком. Избыток давления в паровом котле. Уходят лодки. Подступает огонь.
Вот как ты выглядишь, большая неудача.
Тринадцать лет – прекрасный возраст, чтобы умереть.
Джошуа Редман повторял эту в высшей степени ободряющую мысль все время, пока бежал прочь от горящего поселка. Сегодня он видел слишком много трупов. Багровые языки пламени лизали черные остовы домов, рвались к равнодушным небесам, где уже зажглись первые звезды. Люди, которые всецело уповали на милость Господа и грядущий рай, нашли подлую гибель и обрели ад на земле.
Это тахтоны! Демоны, бесы, адские твари! Мы для них – одежда, костюмы, защита водолаза. Они нуждаются в наших страданиях, чтобы открыть черный ход, вырваться на свободу из своего ада.
Мы – или они!
Джош старается. Он очень старается себя убедить. В конце концов, он справляется с поставленной задачей, не правда ли? Да, сэр, справляется.
Ну, почти.
Надо думать о другом. Долой пристань, беженцев, черную воду. У нас получилось? Не у беженцев, с этими все ясно. У нас – Джоша, Пирса, Рут, Пастора, китайца, лавочника?! Выпавшая решка перевернулась орлом вверх? Большая неудача внизу – большая удача наверху. Значит, в Элмер-Крик все уляжется? Не в гроб, сэр, что вы, это всего лишь фигура речи…
И еще: Пирс. Где мистер Пирс?!
4
Рут Шиммер по прозвищу Шеф
Рут разочарована.
Нет, она не ждала, что по возвращении в мэрию ее встретят ликованием и аплодисментами. Но хоть что-нибудь? Хоть какая-то реакция, а?
Мэр прячется под столом. Под зеленым игорным столом, словно механизм рулетки нуждается в починке, а мистер Киркпатрик – ремонтник, вызванный хозяином казино. Звуки, которые несутся из-под стола, тоже сродни механическим: так скрежещет поврежденная пружина.
Наружу торчат ноги в лаковых туфлях.
Невозможно поверить, но мистер Киркпатрик забылся тревожным сном. Мистер Киркпатрик храпит. Слишком много потрясений, слишком тонкая натура, разум нуждается в отдыхе. Это, пожалуй, хорошо.
Рулетка, да. Неподалеку отсюда черное пытается стать красным, красное – черным, да так, что шарик и не различит, куда попал. Весь выигрыш заведению; кстати, где владелец заведения?
Пирс – этот Пирс – сидит на полу у стены, привалившись спиной к тканым обоям. Он выглядит гораздо лучше того Пирса. Рут не сказала бы, живее, но лучше – это уж точно. Верхняя пуговица рубашки расстегнута, галстук сполз вниз. Тоже спит? Под закрытыми веками движутся глазные яблоки. Дергается щека. Шевелятся губы, но изо рта не вырывается ни звука. Кадык на шее ходит туда-сюда, словно этот Пирс поминутно сглатывает.
В застекленную дверь балкона рвется пламя. Нет, не пламя – отблески. Горит филиал банка. Пробираясь в мэрию из оружейной лавки, Рут видела пожар. Еще она видела, как от банка отъезжают трое всадников с мешками, притороченными к седлам. Кто это был? Жив ли сторож? Остался ли в банке хоть ломаный доллар? Этим пусть занимается шериф Дрекстон, если у шерифа дойдут до этого его жирные руки.
Отсвет пожара ложится на лицо ложного Пирса. Превращает в трагическую маску. Можно поверить, что тахтон лезет наружу, сочится из пор кожи.
Рут отходит назад. Кладет левую ладонь на рукоять шансера. Если она права, если сейчас произойдет то, что произойдет – Рут Шиммер, тебе придется делать такое, чего ты никогда в жизни не делала.
Ты готова? Спросите что-нибудь полегче.
Пирс открывает глаза. В них нет ничего человеческого – две дырки от пуль. Если заглянуть в них, увидишь преисподнюю. Что там творится, а? Что бы ни творилось, этому Пирсу оно не по душе. Если, конечно, у него есть душа.
Кажется, у двух изгнанников получается.
Когда ложный Пирс вскакивает, собираясь бежать со всех ног туда, где рушится его замысел… Нет, он не вскакивает. Он только собирается это сделать – и остается на месте, на полу у стены, потому что Рут его останавливает.
Останавливает, не вынимая шансер из кобуры.
5
Рут Шиммер по прозвищу Шеф
(четырнадцать лет назад)
– Ваш отец, – нотариус макнул в чернильницу перьевую ручку, – составил завещание. Есть кое-что, что он оставил лично вам. Оспорить этот факт нельзя, закон не позволяет.
– Папа оставил мне что-то?!
– Да.
– Что же?
– Собранный им «мешок искр». Я имею в виду, собранный им лично для себя, а не для компании. Как успешный спарк-дилер, ваш отец мог в счет жалованья резервировать для себя искры определенного характера.
– Что это значит?!
– Какая у тебя искра? – вмешался дядя Том. – Я спрашиваю о характере.
Рут пожала плечами:
– Я могу поднять тебе температуру тела. Тебе, тете Мэг, кому угодно.
