«С такими, как она. С другими было просто. С ней – сложно. Раньше – просто. Сейчас – сложно. Раньше, сейчас. Сейчас, позже. Было, стало. Мне трудно объяснить. Вокруг слишком много путаницы. Я не мог помочь.»
– А ты бы попробовал! Постарался!
«Если бы я постарался, ты бы умер. Сердце не выдержало бы. Печень. Почки. Сосуд в мозгу. Ты не готов. У тебя есть много всякого слабого, что надорвалось бы. Не потом, не позже. Сейчас, сразу.»
– Так подготовь меня! В другой раз мы…
«Чтобы такие, как она, не видели тебя, как цель? Тебя нужно переделать. Перемешать было и стало, раньше, сейчас и потом. Это долгий труд. Не могу, могу, смогу. Невозможно, вероятно, обязательно. Шаг за шагом, отсюда туда.»
– Хватит болтовни! Я не хочу еще раз получить люстрой по ребрам.
«Понадобится много ночей.»
– Ночей?
«По ночам ты все равно спишь.»
До сих пор тахтон занимал тело Джоша, выпуская самого Джоша наружу, только ради конкретного дела. В таких случаях Джош его звал. Бывало, в минуту опасности тахтон кричал первым. Просил, требовал. Оглушительный шелест леса под натиском бури заполнял мозг Джошуа Редмана: «Позови меня! Попроси! Позволь…» Джош звал, просил, позволял. Отдавал тело во власть призрачного друга; ждал снаружи, сам бесплотный призрак-невидимка.
Когда дело было сделано, они снова менялись местами.
Еще никогда тахтон не предлагал впустить его просто так, когда Джошу не грозила опасность. Мне это нужно, сказал себе Джош. Друг меня подготовит. Тогда пусть только сунутся! Хоть эта шлюха, хоть кто другой!
Он представил себе шлюху, старую клячу. Увидел ее так ясно, будто она стояла у окна. Длинный пыльник с чужого плеча. Выцветший шейный платок. Мужские штаны из плотной саржи. Шляпа цвета болотного мха. Два револьвера справа, один над другим. Никто так не носит, кроме нее. Придет время, вашу мать, и можно будет сказать проще: никто так не носит, вообще никто.
– Что надо сделать?
«Позови меня. Пригласи войти. Разреши входить каждую ночь, пока ты спишь. Я займусь переделкой тебя.»
– Пока я буду спать?
«Пока ты будешь спать.»
А что, подумал Джош. Отличная идея. Я буду дрыхнуть без задних ног, а мой ангел-хранитель – переделывать меня для грядущих переделок. Переделка для переделок? Славная шутка, сэр! А проснусь – и тело снова мое. Я ведь ничего не теряю, верно?
«Верно…» – эхом прошелестел лес.
– Я тебя приглашаю. Входи каждую ночь, пока я сплю.
«Договорились.»
Он не думал, что заснет.
Не в первый раз Джошуа был снаружи. Он знал, как это бывает: чистый восторг, легкость, бессмертие. Знал, предвкушал, наслаждался. Табак, виски, женщины, трубка с китайским опиумом – ничто не шло в сравнение с этим ослепительным удовольствием. Возвращаться не хотелось, но тахтон входил, затем выходил, не задерживаясь надолго, и снаружи превращалось во внутри.
Преподобный Элайджа рассказывал про изгнание из рая. Верил ли Джош преподобному? Нет, не верил. Он знал, как это происходит, а знание не нуждается в вере. Он только не знал, что снаружи – в раю! – тоже спят. В конце концов, он впервые коротал ночь вне собственного тела. Оказалось, что да, спят.
В ту ночь ему впервые приснился ад.
Глава третья
Другой человек. – Чистая белизна. – Не трать патроны зря. – Чертова куча дерьма. – Джентльмен и лев. – Феб и сатир.
1
Рут Шиммер по прозвищу Шеф
– И не надейтесь.
– О чем вы?
– Я не буду с вами стреляться.
– Что вы такое говорите, мэм?
– Вам хочется отомстить, мистер Редман? Не спорьте, я вижу, что хочется. Полагаете, за это время вы достаточно набили руку?
Парень улыбается. Сколько ему лет? Во время первой встречи Рут дала бы ему семнадцать. Сейчас – двадцать, максимум, двадцать два. Это невозможно, ему не меньше двадцати семи! «Я молодо выгляжу, мэм. Это мое наказание…» Мне тридцать, думает Рут. Выгляжу я на все сорок. Это мое наказание? Нет, это будни.
То, что она выглядит старше своих лет, никак не задевает Рут Шиммер. Ну, почти никак.
– Джошуа, мэм. Друзья зовут меня Джош.
– Мы друзья?
– Надеюсь. Вы не поверите, мисс Шиммер, но перед вами другой человек. Вы знали молокососа и грубияна. Я не умел обращаться с женщинами. С мужчинами, думаю, тоже. Ваш выстрел…
Он поднимает взгляд. Смотрит на люстру.
– Он вышиб из меня всю дурь. Вправил мозги! Если позволите, я бы хотел попросить у вас прощения за тот поступок. Недостойный поступок, мэм! Я…
Он еще что-то говорит. Горячится, взмахивает руками. Рут не слушает. Она смотрит, как посетители салуна, проходя мимо, здороваются с парнем. Смеются, касаются шляп, хлопают по плечу. Возможно, люстра и впрямь вернула мистера Редмана на путь добродетели. Если нет, Рут ничего не теряет.
– Пиво, – говорит она.
Парень запинается на полуслове. Румянец вспыхивает ярче пожара. Трудно жить, если краснеешь так быстро.
– Что, мэм?
– В тот раз вы помешали мне допить мое пиво. Угостите меня кружечкой, и будем квиты. Это вас устраивает?
– Виски, мисс Шиммер! Самый лучший виски, какой только найдется в «Белой лошади». Бутылку, а?
– Кружка пива. Этим мы ограничимся.
«Вы хотите меня унизить?» Рут прямо слышит, как он произносит эти слова. Она слышит, он не произносит.
– Лиззи! – кричит он через весь салун. – Два пива!
– Одно, – поправляет Рут.
– Два, Лиззи! Мэм, вы жестоки. Неужели вы запретите скромному помощнику шерифа выпить свою законную кружечку? Не исключаю, что я закажу повторить. Я…
Новый взгляд на люстру.
– Она не упадет, – заверяет Рут.
– Ну, не знаю. В вашем присутствии, мисс Шиммер… Нет, не стану врать. Знаете, почему я хожу в «Белую лошадь»?
– Потому что это лучший салун в вашей дыре?
– Это лишь одна причина. Вторая заключается в том, что я борюсь со своими страхами. В «Белой лошади» мне все время чудится, что чертова громадина, будь она проклята… О, извините! Я просто хотел сказать, что каждый миг жду…
– Что люстра вот-вот долбанет вас поперек груди?
– В яблочко, мэм!
– Это бывает. У многих, попавших под выстрел шансфайтера, сохраняются такие страхи. Что-то вроде фантомных болей. Ноги нет, но колено все еще ноет в предчувствии дождя.
