Должно быть, это было начало июня. Сэнди, та самая соседка, приготовила еду для Лии, но Лия ответила: «Что-то не хочется есть».
– Попробуйте, это очень вкусно.
– Да, обязательно. И выглядит чудесно. Спасибо, милая.
Но Лия так и не смогла поесть. Вскоре возникли тошнота и рвота, а потом еще и запор. «Если бы у меня только заработал кишечник, все было бы в порядке, – сказала она. – Мне нужна клизма, чтоб как следует прочиститься».
Я сидела рядом с ней, и мне показалось, что она сама на себя непохожа. Я спросила, не хочет ли она поиграть в «Скрэббл».
– Боюсь, я не смогу сосредоточиться, – сказала она, чуть шевельнулась и поморщилась. – Никак не могу устроиться поудобнее. Все время колющая боль, то здесь, то там.
И она показала на свой живот. Внутри прощупывалось что-то плотное и бугристое.
Патронажная медсестра пришла поставить Лие клизму. Я встретила ее в коридоре перед уходом. Она сказала:
– Попрошу доктора приехать и осмотреть ее как можно скорее.
– Вы думаете то же, что и я?
– А что вы думаете?
– Думаю, у нее раковая опухоль в брюшной полости.
– Я в этом не сомневаюсь, – ответила сестра.
Доктор пришел через пару дней и назначил обследование в больнице. Да, в животе была большая опухоль.
Лия провела несколько дней в больнице, затем ее привезли домой, затем снова отправили в больницу для новых обследований, а затем снова домой. Она практически не ела, в лучшем случае по чуть-чуть, и быстро теряла вес. Она стала выглядеть совсем больной. Ее внук приехал из Израиля на неделю и убеждал ее отправиться в дом престарелых. «Я не могу оставить тебя одну и вернуться домой, – говорил он, – а если не вернусь, то, наверное, потеряю работу».
Он долго искал и нашел дом, который, по его мнению, мог бы ей понравиться. Она переехала.
Я навестила ее там. Стоял чудесный июньский день, и она сидела в саду на солнышке – Лия всегда любила солнце. Она казалась более расслабленной и поэтому выглядела немного лучше. Так часто бывает. Больница или дом престарелых позволяют ощутить безопасность и свободу от постоянного напряжения, от борьбы, обреченной на поражение. Она склонилась над кроссвордом и заметила мою тень на траве раньше, чем меня.
Подняв голову, она очаровательно улыбнулась:
– Только до трех часов. Сегодня по телевизору финал «Обратного отсчета». Я смотрела все предыдущие игры, так надо же увидеть финалистов!
Ее страсть к словесным и интеллектуальным играм осталась прежней. Она сказала, что на новом месте ей неплохо, только еда какая-то невкусная – в этом она винила повара, а не свое пищеварение. И, наверное, придется тут остаться – дома гораздо лучше, но, если она будет жить дома одна, семья станет нервничать.
Я снова предложила ей нанять сиделку с проживанием, но не успела даже договорить – она меня прервала:
– Никогда. Это же ужас, когда рядом все время кто-то торчит.
Что ж, то же самое подумало бы большинство из нас.
Она рассказала мне, что накануне ее отвезли к больничному гематологу, чтобы скорректировать дозу антикоагулянтов. Как раз пришла сиделка и сообщила, что результаты уже пришли и что нужно увеличить дозу варфарина. Она протянула Лие шесть или восемь таблеток и стакан воды, чтобы запить. Лия вздохнула:
– Эти таблетки! Я уверена, что от них-то меня и тошнит.
Но все равно проглотила их. Внезапно она взглянула на часы.
– Мне нужно идти. Сейчас начнется «Обратный отсчет»!
Я пыталась помочь ей войти в дверь, но она отказывалась от помощи, и в конце концов я сдалась. Я оставила ее перед телевизором с бумагой и карандашом в руке, с горящими глазами, ожидающей первой партии вопросов. По дороге я встретила еще одну ее подругу, которая весело сообщила мне: «Иду навестить Лию». Ох, подумала я: похоже, в этот момент ей тут будут не рады!
Меня беспокоило, что Лия получает очень высокие дозы варфарина, и я решила перед уходом поговорить об этом со старшей сестрой. Сначала она держалась очень настороженно, как будто я обвиняла ее или дом престарелых в каком-то неблаговидном поступке.
– Не я принимаю эти решения. Мы делаем только то, что нам велят. Пожалуйста, поговорите с доктором.
– Честное слово, я не хочу, чтобы у вас были неприятности. Я просто озадачена.
Мы разговорились, рассказали друг другу о подробностях своего обучения и опыта. Ей было за пятьдесят, и ее явно привлекал уход за пожилыми людьми. Когда я упомянула, что была главной медсестрой в онкологической палате, она поняла, что, наверное, мы смотрим на вещи сходным образом, и сказала:
– Если вы заглянете в ее медицинскую карту, то увидите, что с января дозу варфарина ей поднимают после каждого посещения гематолога.
– На каком основании?
– По анализу крови.
– Но ей же сто три года! Чего они ожидают?
– Я не уверена, что возраст тут учитывается.
– Кроме варфарина, какие еще лекарства она принимает?
– Статины, сердечно-сосудистые препараты, стимуляторы, антикоагулянты, диуретики, ну и обычные анальгетики.
– Но это же безумие. У нее запущенный рак. Лучше умереть от сердечной недостаточности, чем от рака.
– Я это знаю. И вы это знаете. И врачи это знают. Но мы не можем прекратить прием лекарств.
– Но почему? Не понимаю.
– Сейчас она жива, бодра и наслаждается жизнью.
Я подумала о Лие, которая как раз сейчас смотрит «Обратный отсчет» и соображает быстрее, чем все участники игры.
– Вы правы, – сказала я задумчиво, – она действительно наслаждается жизнью.
– Если мы отменим лекарства, кто-нибудь может сказать, что мы намеренно ускорили ее смерть.
– Но разве это возможно? Бывает, что люди такое говорят?
– Это вполне возможно.
– Вы обсуждали это с родственниками?
– Да, и они сказали, что решать нам.
– Вы обсуждали это с Лией?
– Нет.
– А она знает, что у нее рак?
– Нет.
– Нет? Но почему? Почему никто не говорит о смерти? Ведь в этом же вся беда!
– Я знаю. Но я отвечаю за доброе имя нашего дома престарелых. Я не могу обсуждать философские вопросы.
В этот момент в кабинет влетел молодой человек в футболке и сандалиях с открытым носком.
– Философия? Это как-то уж очень серьезно! То есть вот чем вы занимаетесь после обеда?
Он добродушно рассмеялся.
– Мы говорили о Лие, доктор, – сказала сестра.
– Лия? Она в порядке, все у нее нормально.
