Явившийся на звонок слуга сообщил ее светлости, что кухарка, как всегда, беспокоится по поводу рыбы. Торговец усомнился в том, что сможет удовлетворить все кухаркины потребности, к тому же его повозка вряд ли появится раньше половины первого.
– Господь всемогущий! – воскликнула ее светлость, когда слуга удалился. – И что мы будем делать без рыбы?! Старый генерал Барнс – самый привередливый гурман в Англии, он публично клеймит тех, чьи ужины ему не по вкусу. Мы все его немножко побаиваемся, а я должна признать, что по части ужинов несколько тщеславна. Это последняя из привлекательных черт, остающихся на долю немолодой женщины – умение давать хорошие ужины. Я буду просто в ярости, если случится что-нибудь неподобающее!
Они сидели в утренней гостиной, писали письма и разговаривали, поглядывая на часы – близилось время появления повозки рыбника. Пару раз леди Мария заговаривала о лорде Уолдерхерсте.
– На мой взгляд, он довольно интересный человек, – сказала леди Мария. – Мне он всегда нравился. Нельзя сказать, чтобы он отличался особым блеском, но у него бывают оригинальные идеи. Мне кажется, в разговорах со мной он более свободен, чем с другими, хотя не могу сказать, что он такого уж высокого обо мне мнения. Вчера вечером он, по своему обыкновению, вставил в глаз эту свою стекляшку, и заявил: «Мария, вы самая чудовищно эгоистичная женщина, которую я когда-либо встречал, но вам это идет». При этом я знаю, что он меня любит. Знаете, что я ему ответила? «Это не совсем верно, Джеймс, – сказала я. – Я эгоистична, но не чудовищно. Чудовищно эгоистичные люди раздражительны и всегда пребывают в мерзком настроении, а вот уж в чем, а в раздражительности и вечном дурном настроении меня никто упрекнуть не может. У меня очень ровный темперамент».
На подъездной дорожке послышался стук колес.
– Эмили, это рыбу привезли? – спросила ее светлость.
Эмили выглянула в окно:
– Нет, это повозка мясника.
– Его отношения с нашими дамами доставили мне немало удовольствия, – продолжала леди Мария, с улыбкой разглядывая очередной вязаный шлем для рыбака. – Он прекрасно ведет себя со всеми, но я вряд ли поставила бы на какую-то одну. Однако я должна кое о чем вам сказать, Эмили.
Мисс Фокс-Ситон с интересом ждала продолжения.
– Он собирается положить конец всей этой истории и на ком-то точно жениться. Нутром чувствую.
– Вы правда так думаете?! – воскликнула Эмили. – О, я надеюсь, что это будет… – и она оборвала себя.
– Вы надеетесь, что это будет Агата Слейд, – закончила за нее леди Мария. – Ну, может, и так. Я сама иногда думаю, что это будет скорее всего Агата. И все же уверенности у меня нет. С Уолдерхерстом никто ни в чем уверенным быть не может. Он всегда держит рот на замке. Может, у него припасена какая-то другая дама?
– А почему вы вообще решили?.. – начала Эмили.
– По особой причине. У Уолдерхерстов имеется семейная реликвия – кольцо, которое из поколения в поколение дарится той женщине, на которой кто-то из них женится. Кольцо смешное – потому что рубин величиной с пуговицу от штанов действительно смешон. Он так бросается в глаза! С этим кольцом связана какая-то история – много веков назад и всякое такое, что-то по поводу женщины, для которой его заказал первый Уолдерхерст. Она была дамой чего-то там и отвергла притязания короля, и король так этим впечатлился, что решил, будто она святая, потому и презентовал ей этот рубин. Так вот, по чистой случайности я узнала, что Уолдерхерст посылал слугу в город за кольцом, и два дня назад его привезли.
– Как интересно! – Эмили была заинтригована. – Конечно, это что-то должно значить.
– А может, это просто шутка… Снова кто-то едет. Рыбник, наконец-то?
Эмили снова выглянула в окно.
– Да, если его зовут Баггл.
– Его зовут Баггл, и мы спасены, – заявила леди Мария.
Но спустя пять минут на пороге утренней гостиной появилась кухарка собственной персоной. Она была женщиной в теле, и потому задыхалась от быстрой ходьбы и чистым платочком вытирала со лба пот.
При этом она была бледна, насколько может быть бледна особа ее комплекции.
– Что случилось на этот раз? – осведомилась леди Мария.
– Этот Баггл, ваша светлость! Он говорит, что сильно сожалеет, но если вечером ему привезли несвежую рыбу, то наутро она свежее не станет! Он привез ее, чтобы я могла сама убедиться, и могу вам сказать, что использовать ее нельзя. Я так расстроилась, ваша светлость, что посчитала нужным прийти и самолично вам объяснить.
– Но что же делать?! – воскликнула леди Мария. – Эмили, придумайте что-нибудь!
– Мы даже не можем быть уверены, – сказала кухарка, – что у Бэтча есть что-нибудь подходящее. У Бэтча порой бывает, но лавка же у него в Монделле, а до него еще четыре мили, а послать туда, ваша светлость, совершенно некого, когда в доме столько народу и никого из слуг оторвать от дел нельзя.
– Да что ж такое! – возмутилась леди Мария. – Эмили, ну действительно, это кого угодно может свести с ума! Если бы всех лошадей не разобрали, я уверена, вы могли бы съездить в Монделл… О, вы такой хороший ходок, – в глазах леди Марии мелькнула искорка надежды, – как вы считаете, вы могли бы туда дойти пешком?
Эмили постаралась сохранить лицо. Ситуация, в которую попала леди Мария, ужасна для любой хозяйки. И эта прогулка ничего бы для Эмили не значила, если бы она не так устала накануне. Она с удовольствием ходила пешком, и при других обстоятельствах восемь миль были бы для нее не проблемой. Она привыкла преодолевать большие расстояния в Лондоне, а прогулка по полям, овеваемым свежим ветерком, не могла сравниться с ходьбой по запруженным толпой улицам.
– Думаю, я могу с этим справиться, – любезно произнесла она. – Если бы мне не пришлось столько бегать вчера, это вообще было бы пустяком. Но, конечно же, без рыбы не обойтись. Я пойду в Монделл через торфяник и скажу Бэтчу, чтобы он сразу же отправил рыбу. А обратно уже пойду помедленнее. По дороге смогу присесть, отдохнуть. Днем вересковая пустошь очень живописна.
– Дорогая моя! – леди Мария схватила ее руки в свои. – Вы настоящее сокровище!
Она чувствовала самую горячую признательность. У леди Марии даже возникло желание тут же предложить Эмили Фокс-Ситон постоянное проживание, однако она была слишком опытной и слишком долго жила на свете, чтобы не поддаваться первым позывам. Но в глубине души дала себе обещание как можно чаще приглашать Эмили на Саут-Одли-стрит и делать ей хорошие подарки.
Когда Эмили Фокс-Ситон, переодевшись для прогулки в свое самое легкое коричневое льняное платье и надев самую широкополую из шляп, шла через холл, почтальон как раз отдавал слуге дневную почту. Слуга, в свою очередь, подал ей поднос с корреспонденцией, поскольку на самом верху лежало письмо для нее, Эмили. Под ним Эмили разглядела письмо, адресованное почерком леди Клерауэй леди Агате Слейд. Это была одна из многостраничных эпистол, заставлявших бедную Агату лить тихие слезы. Ее же конверт был надписан знакомым почерком миссис Купп, и Эмили недоумевала, что именно он мог содержать.
