– Этой девушке не следовало бы играть в теннис на таких нелепых каблуках, – заметил лорд Уолдерхерст. – Она так весь корт испортит.
Леди Мария усмехнулась:
– Ну что ж делать, если ей именно сейчас приспичило поиграть. Она только что приехала, и ей просто не пришло в голову выйти к чаю в теннисных туфлях.
– И все равно, она испортит корт, – повторил маркиз. – Что за наряды! Просто поражаюсь, как нынче одеваются девушки!
– Я бы тоже не прочь так одеваться! – снова усмехнулась леди Мария. – У нее очень милые ножки.
– И каблуки, как у Людовика XV
[3], – упорствовал его светлость.
Во всяком случае, подумала Эмили Фокс-Ситон, мисс Брук придерживается своего намерения держаться подальше от маркиза и не прибегать ни к каким соблазнительным уловкам. Когда теннисная партия подошла к концу, она принялась прогуливаться со своим компаньоном по лужайке и террасам, при этом держала раскрытый зонтик так, чтобы на его фоне ее милая головка смотрелась особенно удачно. Ее общество явно радовало молодого человека – то и дело доносился его хохот и ее дразнящий серебристый смех.
– Интересно, что это там Кора рассказывает? – спросила миссис Брук, обращаясь ко всем сразу. – Уж что-что, а рассмешить мужчин она умеет.
Эмили Фокс-Ситон тоже стало интересно – их веселье показалось ей очень привлекательным. Однако она подумала, что умение смешить мужчин вряд ли порадует человека, который не мог не обратить внимания на мисс Кору, но кого мисс Кора сама вниманием не удостоила.
Что касается леди Агаты Слейд, то ей внимания маркиза досталось в этот вечер больше, чем кому бы то ни было. За обедом она сидела рядом с ним и выглядела в бледно-зеленом шифоне просто изумительно. У нее была изящная маленькая голова, мягкие волосы, уложенные легкими волнами, и длинная шея, гибкая, как стебелек. Она была настолько хороша, что любой, засмотревшийся на нее, мог предположить, что она еще и глупа к тому же, однако она была отнюдь не дурочкой.
Леди Мария не могла не прокомментировать этот факт, когда мисс Фокс-Ситон зашла перед сном к ней в спальню. Леди Мария любила поболтать с полчасика на сон грядущий, а искренний интерес Эмили Фокс-Ситон ко всему, что она говорила, одновременно и бодрил, и успокаивал. Ее светлость была из тех старых женщин, которые не стеснялись доставлять себе удовольствие откровенными разговорами. И хотя она не терпела рядом с собой глупцов, умники тоже не всегда ее радовали.
– Они держат меня в постоянном напряжении, – говорила она. – Все, кто способны на хлесткие фразы, заставляют меня прыгать выше головы. А я сама люблю изъясняться афоризмами.
Эмили Фокс-Ситон принадлежала к золотой середине, к тому же являлась прирожденной слушательницей. Ей доставало сообразительности, чтобы при повторении не испортить сути высказывания – в этом отношении на нее всегда можно было положиться, к тому же она непременно отдавала должное автору. Леди Мария знавала тех, кто, услышав хорошую фразу, бесстыдно ее присваивал. А при Эмили она могла без всякого стеснения подвести итоги сегодняшнего вечера и своих наблюдений.
– Я уже трижды приглашала Уолдерхерста, и каждый раз надеялась, что он выйдет от меня с новой маркизой. Довольно уж ему болтаться между небом и землей, это ужасно раздражает. Человек в его положении, если у него хватает характера сделать выбор, ни за что не позволит жене доставлять себе какие-либо неудобства. Он даст ей хороший дом, повесит на нее фамильные бриллианты, наймет кого-то вроде дуэньи, какую-нибудь достойную пожилую женщину, короче, поставит ее в стойло, где она может взбрыкивать сколько угодно, не нарушая при этом приличий. Однако он не станет допускать ее в свои комнаты – это для него святое. Как и его клубы, и его личные интересы. В наши дни мужья и жены могут почти не действовать друг другу на нервы. Супружеская жизнь стала сравнительно сносной.
– Полагаю, его жена будет очень счастлива, – прокомментировала Эмили. – Он показался мне человеком добрым.
– Насчет его доброты ничего сказать не могу. У меня никогда не было нужды занимать у него деньги.
Хозяйка дома умела произносить протяжным тоном настоящей леди довольно странные вещи.
– Он гораздо респектабельнее многих своих ровесников. Фамильные бриллианты просто великолепны, и у него имеются не только три поместья, но и средства на их содержание. Итак, на сегодняшнем приеме мы обнаружили троих претенденток. Вы, Эмили, конечно, уже догадались, кто это?
Эмили Фокс-Ситон смутилась: она почувствовала, что ее просят отбросить деликатность.
– Леди Агата, конечно же, – сказала она. – И миссис Ральф, она очень умна. И мисс Брук тоже очень приятная.
Леди Мария хмыкнула.
– Миссис Ральф свое дело знает. Она загонит Уолдерхерста в угол и примется, закатывая глаза, рассуждать о литературе, пока он ее не возненавидит. Эти пишущие дамочки всегда так самодовольны! А если у них в придачу имеется еще и приятная внешность, тогда они уверены, что могут женить на себе любого. У миссис Ральф глаза красивые, но она их все время закатывает. Уолдерхерста взглядами не проймешь. Эта девица Брук будет поумнее Ральф. Очень умная девушка. Сходу начала.
– Но я… Но я ничего такого не заметила, – в недоумении ответила Эмили.
– Да нет же! Вы все видели, просто не поняли, в чем дело. Этот теннис, эти шуточки с молодым Хериотом на террасе! Она подает себя как эдакую пикантную штучку, совершенно не заинтересованную в моем кузене и во всей этой суете. Настоящая героиня современных романов. Но по-настоящему успешная женщина всегда знает, когда можно финтить, а когда следует остановиться. Уолдерхерст слишком высокого о себе мнения, чтобы заинтересоваться девушкой, флиртующей с другими мужчинами, его на мякине не проведешь.
Эмили Фокс-Ситон невольно вспомнила совет миссис Брук: «Не стоит быть слишком уж равнодушной, Кора». Ей даже не понравилось это мелькнувшее воспоминание, потому что она чувствовала симпатию к матери и дочери Брук и хотела верить в их искренность. Нет, такая привлекательная девушка не может не заинтересовать маркиза Уолдерхерста! И все же, подумалось ей, как проницательна леди Мария!
– Ах, леди Мария, вы все подмечаете! – воскликнула она. – Просто удивительно!
– Я выдержала сорок семь лондонских сезонов. Это много, очень много. Сорок семь сезонов и толпа дебютанток с мамашами на пути к просветлению. Итак, осталась Агата Слейд, бедное дитя! Таких, как она, я знаю как облупленных. При всей ее родовитости и красоте она совершенно безнадежна. Ее семья настолько бедна, что впору обращаться за благотворительной помощью, при этом ее родители произвели на свет шестерых – подумать только, шестерых! – дочерей, что, согласитесь, совершенно неприлично! Все с прекрасной кожей и с очаровательными маленькими носиками, божественными глазами и все такое прочее. Большинство мужчин не могут позволить себе такую жену, а они не могут позволить себе большинство мужчин. Еще немного, и Агате придется отойти в сторонку, дать шанс другим, если, конечно, ей не удастся все-таки выйти замуж. В этом сезоне иллюстрированные газеты ее хорошо прорекламировали, она была нарасхват. Дебютанток нынче рекламируют как мыло, разве только зазывалы с их именами по улицам не расхаживают! Но Агате особо нечего предложить, и я знаю, что и она, и ее матушка в смятении. В следующем сезоне надо будет уже вывозить Аликс, а они не могут позволить себе два комплекта бальных нарядов. Агате придется вернуться в их родовой замок в Ирландии, а отправиться в Касл-Клер – это все равно, что отправиться в Бастилию. Оттуда живой не выберешься. Она постепенно перестанет быть изящной и станет просто тощей, а личико из нежного превратится в бесцветное. Нос заострится, волосы поредеют…
