– Что «только вот»? – резко спросил Иванцов. – Майор, докладывайте четко!
Полторацкий снова закашлялся, жилы на худой шее выступили резко, набрякли. Видно было, что майор нездоров, но держится.
– Только вот мы не получили доступа в район кирхи, – негромко сказал он.
– Как то есть не получили? – переспросил Иванцов, недоуменно дернув плечом. – Вам что, немцы особый доступ должны предоставить? Что за ерунда?
– Товарищ полковник, разрешите мне, – вступил в разговор капитан Чирков из военной разведки.
– Давай. Что там у тебя? – полковник, как всегда, когда раздражался, стал говорить громко и сухо, каждым словом будто подчеркивая свое недовольство происходящим.
– Здесь, рядом с площадью, на карте обозначена кирха с примыкающим к ней кладбищем. Местные жители говорят, что городу лет четыреста, и кирха построена одной из первых. Стояла тут всегда. И кладбище было с тех пор, как начали селиться в этих местах. На карте есть. А так – нет. Пропали. Как корова языком слизала, по-другому не сказать.
– Пропали? Чирков, это тебе что – портянка, что ли, или кисет? Как они могли пропасть? Это же кирха, а не записка от… беглой жены, понимаешь! Кладбище тоже, не на бумажке нарисовано!
– Так точно, товарищ полковник. Пропали. Сначала разведка, потом патрули докладывают одно и то же. Говорят, что улицы, которые должны упираться прямо в кирху, почему-то выводят обратно на площадь. Как только ни пробовали – и пешком, и на машинах. Даже на танке прокатились, танкистов попросили подбросить. Так и проскочили до самой площади, вылетели на нее, на полном ходу, чуть бабку-немку не задавили. А кирхи нет. И кладбища. И что хуже всего – вчера на одной из тех улиц пропал один из патрулей, три бойца и сержант. Ни следов, ни крови, ни оружия.
– Твою мать… Местные что говорят?
– Все местные, проживающие в ближних к месту районах, опрошены, – от карты разогнулся человек в круглых очках. – Все опрошены по нескольку раз. Вразумительных ответов не добились, кроме одного. Некий Рудольф Шульце, бывший наборщик из городской типографии, на допросе рассказал, что кирху и кладбище «спрятал» некий лысый эсэсовец. Вот, сами послушайте, я прочитаю.
Очкастый Владимир Иванович, он же командированный из Москвы по особым делам товарищ Гартунг, достал из папки лист бумаги с машинописью и прочел:
– «Этот лысый из СС там всеми командовал. Он велел зарезать Марту, школьную учительницу, чтоб использовать ее кровь. Я прятался и все видел. Звание? Нет, просите, господин офицер, я не разбираюсь в эсэсовских погонах. Но этот лысый там командовал всеми. Я слышал, как он приказал сделать что-то, чтобы иваны… извините, господин офицер, чтобы ваши солдаты не нашли кирху, пока кладбище не будет полностью готово. С ним был еще один в черном балахоне, перепоясанном поясом из металла. Мне показалось, что серебряным. Этот черный был очень высокий, очень. Почти на три головы выше всех солдат. И очень худой, с бельмом на глазу. Страшный, как сатана, половина лица будто сварена, как сырое мясо… Он расправился с Мартой, это он… Пока кладбище не будет готово…»
Владимир Иванович сунул лист обратно в папку, обвел всех глазами, потом пожал острыми плечами.
– Дальше ничего вразумительного этот Шульце не сказал, понес полную ахинею, впал в истерику. Пришлось сдать его в госпиталь, понятно, под охраной. Впрочем, соседи Шульце говорят, что он много пьет, почти не просыхает. Ухитрялся даже под обстрелами доставать где-то спиртное и напиваться до полусмерти. Правда, эта Марта, учительница, действительно пропала, так и не нашли. Но мало ли кто сейчас где пропадает?
– Та-ак… – протянул Иванцов, уперевшись сжатыми кулаками в карту. – Хорошенькое дело. Бредятина. И что это вообще, к черту, значит?
– Это значит, что под боком у нас сейчас – улей.
Все обернулись на голос. Степан Нефедов оттолкнулся плечом от стены и шагнул вперед. Взглянул на карту без всякого выражения, стукнул об стол картонным мундштуком «казбечины».
– Что… – начал было Полторацкий, но полковник Иванцов поднял широкую ладонь, и майор осекся.
– Говори, старшина.
– Кирха и кладбище – место особое. Такие людские места альвы называют Ма’Ллар – вроде как «место, где много», если перевести грубо. То есть, место, где можно творить магию, не тратя своих сил. Почти. А если ее подкрепить кровью – то магия усиливается во много раз. Никуда эти ваши кирха с погостом не делись, там они, на месте. Только в таком пузыре, что ли… Объяснять долго. Важно другое – что будет, когда пузырь лопнет.
– Ерунда какая-то, – не выдержал капитан Чирков. – Пузырь лопнет? И что тогда?
– Тогда Рутцендорфу кранты придут, – спокойно ответил Нефедов. – И всем здешним жителям тоже. Потому что все кладбище встанет и пойдет.
На мгновение в кабинете установилась мертвая тишина – такая, что стало особенно хорошо слышно, как в соседней комнате трещит пишущая машинка, а где-то далеко еле слышно бухает артиллерия.
– То есть как? – севшим голосом спросил Полторацкий. – Куда пойдет?
Иванцов не слушал его. Он впился в лицо Нефедова острым, тяжелым взглядом. Старшина не отводил глаз.
– Уверен? – наконец спросил полковник. – Степан, ты уверен?
– Я, может быть, и нет. А вот он – да, – Нефедов чуть отодвинулся в сторону.
Капитан Чирков горлом издал неопределенный звук, Гартунг вздрогнул и поправил очки. За спиной старшины Нефедова стоял альв. Откуда он появился, никто из присутствующих сказать бы не смог. Дверь кабинета, плотно закрытая, не скрипнула, окно было зарешечено и крест-накрест заклеено полосками бумаги. Но альв был здесь. Черными, без зрачков глазами он поглядел на карту, потом перевел взгляд на Иванцова.
– Сарт’ла висс, Маэн
[11], – сказал Ласс.
– Привет и тебе, Ласс, – отозвался полковник, кивнув головой. На прочих альв не обратил внимания, словно в комнате больше не было ни одного человека. Бесшумно двигаясь в своей кожаной одежде, он подошел к карте и положил узкую твердую ладонь на бумагу. Посмотрел на старшину. Нефедов кивнул.
– Ласс и Тэссер уже побывали в том районе. Они говорят – кирха там. Мы-то ее не видим, наши глаза не для этого. Тычемся, как слепые. А еще они сказали, что кладбище просыпается. Скоро. Ночью.
– Ёшкин малахай… – пробормотал Чирков. – У нас тут гарнизон-то хрен да маленько…
– Гарнизон тут не поможет, – сказал Нефедов, не поглядев на него. – Знаю я того лысого, сдается мне. И второго хмыря в балахоне видал, запомнил на всю жизнь.
Он чуть улыбнулся, блеснув железной коронкой во рту. Полковник Иванцов тяжело опустился на заскрипевший под ним стул, сжал губы. Подумал, достал портсигар, щелкнул им. Закурил, продолжая молчать.
– Это… как тебя? Ласс? – заговорил Полторацкий. – Сколько их там? Солдат сколько?
