– Вообще-то, я должна была бы сейчас это сжечь в пепельнице, – меланхолично сказала она. По аудитории прокатился смешок. – Зря смеетесь, молодые люди. Только мой скверный характер защищает вас от знакомства с подпиской о неразглашении. Но речь не об этом. Что вы должны уяснить из вышеприведенной цитаты? Что Охотники не гнушались ничем и никем.
– Даже вампирами? – спросил Александр. – Вы нам рассказывали про то, как Нефедов защитил солдата, который потом стал… ну…
– Да, я помню. Слово «вампир» мне никогда не нравилось, – поморщилась Румкорф. – Создание, которое поставил на службу взводу старшина Нефедов, было чем-то гораздо более сложным, нежели чем какой-то банальный кровосос из фильмов про графа Дракулу. Оно сохранило все черты человека, а железная воля командира Особого взвода выковала из него непревзойденный инструмент для самых непростых операций.
Она помолчала.
– Конечно, это требовало соблюдения определенных условий, соглашений и взаимных договоров. Но как раз такой человек, как Степан Нефедов, который давно уже стоял, образно выражаясь, на кромке двух миров… боже, как я ненавижу пафос… такой человек стал связующим звеном. Правда, в Корее все пошло немного не так, как планировалось…
Умбра-Два
Набережная любого приморского города, будь он шумный и многолюдный, или совсем маленький – особое место. Сюда приходят посмотреть на море. Пошуметь с друзьями. Помечтать и поговорить. И все-таки все смотрят вдаль, туда, где море сливается с горизонтом. Наверно, так было еще в древнем Херсонесе и Пантикапее.
Пожилая пара не стала исключением. Он и она, сумерки над приморским бульваром и кипарисы, свечками тянущиеся в небо, где уже виднелись звезды. Романтика южного лета.
– Комаров только не хватает, – разрушая всю эту романтику, негромко сказал седой старик, на котором идеально сидел легкий льняной костюм. У старика был чеканный, точно с резной камеи, профиль и прямая спина. Руки с тонкими, но сильными пальцами лежали на серебряном набалдашнике тяжелой трости.
Его спутница – изящная и тоже совсем седая женщина, несмотря на теплый вечер закутавшая плечи в легкую пуховую шаль-«паутинку», посмотрела на него с улыбкой.
– Не замечала за тобой страсти к этим насекомым, милый. Впрочем, учитывая ваше некоторое родство…
– Фу, – поморщился старик в притворном отвращении, – как ты можешь, Настя? Сравнить меня с комаром!
– Не притворяйтесь, пан Казимир, – рассмеялась женщина, – тоже мне, аристократ!
– Между прочим, – оскорбленно отозвался Казимир, подпустив в голос брюзгливо-высокомерную нотку, – мои предки были… это самое… шляхтичи. Моя жена могла бы это запомнить!
– Шляхтичи на пасеке?
– Это потом они пасечниками стали. А сначала-то! Сабли, замки, кунтуши всякие… «Польша раздорами сильна!» – и так далее. Погуляли, в общем, знатно, так что потом только пчелы и остались.
– Вот-вот, – отмахнулась его жена. – Зато гонору не убавилось.
Мимо скамейки прошла компания подвыпившей молодежи, о чем-то громко споря и передавая друг другу открытую бутылку. Один из парней приотстал, похлопал себя по карманам и подошел к сидящей паре.
– Отец, закурить не найдется?
– И тебе, сынок, не болеть, – с усмешкой отозвался Казимир. В его глазах вдруг вспыхнули едва заметные красноватые огоньки. – А зачем тебе закурить?
– Смеешься, батя? – хмыкнул парень и вдруг застал на месте. Его лицо резко побледнело, он неуверенно поднял руку, неотрывно глядя в глаза старика.
Женщина успокаивающе положила тому ладонь на локоть.
– Дорогой, ну что ты…
– Погоди, Настя, – мягко прервал ее муж. – Молодой человек, курить вредно. Вы же в этом уверены. Более того, курить очень противно. Пожалуй, вы бы лучше дали отрезать себе палец, чем закурили хотя бы еще одну сигарету. Я прав?
– Д-да, – запнувшись, пробормотал неудачливый курильщик.
– Это очень хорошо. Прощайте, юноша, и больше не курите. Эти деньги вам пригодятся, честное слово.
Казимир отвел глаза, и парень, пошатнувшись, отступил на пару шагов.
– Из… вините, – выдавил он и пошел, почти побежал прочь, на ходу выронив зажигалку, которая звонко брякнула о брусчатку набережной.
– «Зиппо», – хмыкнул Казимир, легко поднявшись и подбирая зажигалку. – Отрадно видеть вкус к хорошим вещам в таком возрасте.
– Вот зачем ты это сделал? – укоризненно спросила Настя. – Опять не утерпел? А он мучиться будет теперь, без курева-то.
– Ну… Stara miłość nie rdzewieje, ты же знаешь, – отшутился старик.
– Эх, – жена положила голову ему на плечо, – «не ржавеет»… Все равно ты мне вечер не испортишь. Смотри, какая лунная дорожка на море…
– Прямо как тогда, – медленно и задумчиво отозвался ее спутник. – Только море совсем другое.
* * *
– Я прошу твоей помощи, са’энте, – стоящий перед Нефедовым альв был высок по меркам своего племени, почти на пол-головы выше старшины. И очень стар. – Твоей и людей, над которыми ты властен.
– Которыми я командую, – устало поправил его Степан Нефедов. Он отвернулся и поглядел на бойцов особого взвода. Ближе всех, на старом перевернутом вверх дном рыбацком кунгасе сидел Файзулла Якупов – ссутулившись, положив тяжелые руки на колени, глядя перед собой пустыми глазами. Голова татарина была перебинтована, и ржавые пятна пробивались сквозь белизну повязки. Чуть поодаль сержант Лаврентьев трясущимися от усталости руками пытался разжечь костерок под котелком с водой.
– Чая хочется, – виновато сказал он, поймав взгляд старшины. Нефедов молча кивнул и снова посмотрел на того, кто стоял перед ним.
– Смотри на моих людей, – сказал он тихо, привычно подбирая слова чужого языка. – Видишь? Я скажу – и они пойдут. Но многие из них ранены, их руки дрожат, их глаза красные от бессонных ночей. Единственное, что в порядке у моих людей – это оружие, потому что они ценят его сильнее, чем себя. У моих людей тоже есть предел, за которым они, усталые, начнут ошибаться и медлить. Ты хочешь, чтобы они пошли на смерть прямо сейчас?
Альв молчал, глядя в глаза Степану, и тот вдруг почувствовал все отчаяние беловолосого. Это отчаяние смотрело из черноты глаз, скрывалось за каменно-неподвижным лицом, покрытым клановой татуировкой и охотничьими метками.
– Ладно, – сказал он. – Ладно. Значит, так. Ты – из одного клана с тем, кому я обязан всем, что у меня есть. Всем, что умею. И тем, что до сих пор живой. Поэтому отправлюсь я сам. Как у нас говорят, долг платежом красен. А у меня этих долгов накопилось, как блох у собаки. Поэтому я отправлюсь один.
– Куда пойдешь, товарищ старшина? – спросил Якупов. – Зачем пойдешь? Один? А мы что же? Думаешь, не справимся?