– В Обдорск? – Нефедов удивился. – Да это ж черт-те куда! Что случилось, товарищ генерал?
– Туда полетишь самолетом. Оттуда тоже – выделяют тебе персонального воздушного извозчика, понимаешь. Гидроплан, прямо с завода. Кое-кто, – Иванцов мельком глянул на висевшую в углу карту Москвы, – кое-кто считает, что ты там пригодишься, и даже очень. Из Обдорска пришла шифрограмма. На Ямале, на острове Белом, найдены следы базы немцев.
– На Ямале? – недоверчиво переспросил Нефедов. – Это ж прямо у пограничников под носом! Чем они смотрят?
– Так-то оно так… А ты знаешь, сколько там пограничников сейчас? Посты – один на триста километров, больше никак позволить себе не могли в войну. Тут не то что базу, тут можно целый флот в Обскую губу привести и там спрятать.
– Ну, ладно база. А я-то при чем? Там свои чистильщики есть.
– Не просто база, Степан. Есть факты – не спрашивай, что и откуда – что на этой базе в свое время работали спецы. Сеть ловушек там такая… заходи – не бойся, выходи – не плачь, как говорится. Хуже того – немцы, похоже, сумели договориться с местными шаманами, и такого там наворотили… Бомбить пытались, дальнюю авиацию посылали.
– И что?
– И ничего! Не нашли летчики этой базы, как сквозь землю провалилась… Короче говоря, старшина, приказано откомандировать тебя туда.
– Кто со мной? – Нефедов уже мысленно прикидывал варианты.
– Бери Никифорова. И все. Все! – Иванцов повысил голос, глядя на Степана, который уже собирался ответить что-то злое. – Больше никого не дам. И не могу дать. Здесь такое творится после войны, что каждый человек, альв ли – на счету. Бери кого даю! Он сибиряк, парень крепкий, да и разбирается в этих делах…
«Этими делами» генерал Иванцов всегда называл боевую магию.
Перелет до Обдорска запомнился старшине Нефедову только тошнотворной болтанкой и пронизывающим холодом, от которого ноги в шнурованных ботинках превратились в два задубевших полена. Всю дорогу Степан страшно завидовал Никифорову, который предусмотрительно обзавелся унтами и мирно спал, укутавшись в полушубок. На аэродроме их встретили – только затем, чтобы через сутки усадить в гидроплан и отправить на Ямал. Им повезло – вода в Обской губе еще не встала, самолет благополучно проскользил до самого берега.
Дальше началась выматывающая нервы и тело бесконечная северная дорога.
Олени. Олени. Олени. Собаки. Лыжи. Снова олени. Мгновенно набравшая силу полярная зима. Степан и Никифоров, вместе с несколькими приданными в Обдорске солдатами из местных уроженцев, мотались по дальним стойбищам – небритые, вечно голодные, с красными от недосыпа глазами. Но головоломка постепенно выстраивалась – сквозь глухое испуганное молчание ненцев, сквозь слухи и выдумки, кочующие по тундре, сквозь отрывочные шифрограммы, которые удавалось принять в пурге, если Никифоров мог открыть канал связи. Каждая новая часть мозаики становилась на место, и Степан, сметая крошки последних сухарей в ладонь, чувствовал, как беззвучно собирается нужный механизм – словно «парабеллум» из отдельных промасленных деталей.
Все следы вели к Белому острову – и к Табкоче Ямалу.
И вот теперь все полностью встало на свои места. Шаман вернулся – живой ли, мертвый, неважно. Степан привычным чутьем уже ощущал угрозу, исходившую от этого странного существа, с которым ему – он знал этот точно – вскоре предстояло столкнуться лицом к лицу.
* * *
– Откуда знаешь? – спросил Степан Нефедов, отставляя в сторону пустую кружку.
Никифоров постучал по старинному медному чайнику, поднял крышку, сыпанул туда еще горсть заварки.
– Завтра – Ночь Ворона. Здесь верят, что в эту ночь мертвые тоже встают из могил и идут платить живым за все обиды.
Они сидели в чуме Маруя Яптика. Совсем бедный чум, шкуры во многих местах прохудились и оттуда нещадно задувал холодный зимний ветер, заставляя спящих кучей солдат натягивать на лица куртки и сжиматься комком. Сам хозяин с извиняющейся улыбкой сидел чуть поодаль и при скудном свете очага латал рваную малицу, пришивая на нее очередную заплату, которых и так уже густо пестрело на вытертой до блеска оленьей коже.
– Отсюда до Белого совсем немного – километров десять через пролив, – Никифоров засучил рукав гимнастерки, ловко выхватил из огня печеную картофелину, подул на нее, уронил под ноги.
– Картошка здесь откуда? – удивился Нефедов, недоверчиво трогая обугленный клубень.
Никифоров улыбнулся.
– Это, товарищ старшина, трофей. Маруй говорит, что здесь несколько лет назад большой корабль всплыл из-под воды и разбился в шторм на камнях.
– Очень большой, совсем большой, – пробормотал Маруй Яптик, протаскивая нитку сквозь малицу.
– Подводная лодка, что ли?
– Похоже на то. Гляди.
Никифоров выдернул из костра не догоревшую еще палку, указал ей вбок. Приглядевшись, Степан хмыкнул. У стены чума лежал лист поржавевшего железа, на котором четко виднелась часть свастики.
– Местные жители что успели – растащили, а остальное утянуло в океан. Так что, в войну тут, видать, не совсем спокойно было…
– Понятно, – старшина снова задумчиво потрогал пальцем горячую картофелину, потом спросил:
– Значит – завтра? С Обдорском связи нет?
– Отсюда? Какое там… Даже до погранзаставы не могу докричаться. Пурга, и в голову точно гвоздь забили.
Степан уже спал, с головой закутавшись в меховой мешок, а Никифоров еще долго сидел у потухшего очага. Потом он встряхнулся, небрежным движением рук проверил охранные обереги, расставленные вокруг стойбища. Кончики пальцев резануло ледяной бритвой, и военный маг довольно усмехнулся.
Перекрестился, лег и уснул.
До Белого шли в полной тишине. Пурга закончилась, и мир вокруг стал стеклянисто-нереальным, призрачно светилось небо, на кромке горизонта сливающееся с землей странным белым ковром. Каждый скрип снега звучал как выстрел. Запасные олени сбились в плотную кучу и шли, боязливо прядая ушами. Даже собаки, обычно перелаивавшиеся друг с другом, притихли, только вожак – большой хаски, которого Никифоров прозвал Ворюгой – злобно хрипел в постромках. Солнце краем показалось из-за горизонта и снова упало, погрузив все во мглу. Абсолютное безмолвие тяжко давило на уши, и Нефедов все чаще приказывал остановиться, свериться с компасом, разворачивал карту. Ничьих стойбищ здесь не попадалось, отсюда давным-давно ушли все, кто мог.
Лед пролива перешли без приключений, оставив оленей на берегу, под присмотром испуганно притихшего Маруя Яптика, который наотрез отказался идти дальше.
– Здесь, – хрипло сказал Никифоров, – это уже почти рядом.
Нефедов глянул на него. Солдат шел, запрокинув голову и закрыв глаза, как будто его тянула вперед невидимая веревка.
– Что – рядом? – спросил он, знаками показывая солдатам, чтобы они распределились цепью.
