Нет, это невыносимо! Монтальбано в отчаянии бросил трубку на рычаг и, как тигр, заметался вокруг стола, чтобы справиться с отчаянием.
Лаура дома у Мими! Они будут вдвоем что-то обсуждать!
А ведь это он сказал Лауре, что Мими знает подход к женщинам. Конечно, ей стало любопытно, она захотела сама убедиться…
Нет, лучше не думать, не рвать себе душу!
Будь он неладен, тот день, когда ему пришло в голову познакомить Джованнини с Мими!
А что теперь? Ты сам вырыл себе яму! Сам напросился, идиот. Преподнес Мими подарок на блюдечке с голубой каемочкой!
Девять
По дороге в Маринеллу Монтальбано не на шутку сцепился с водителем, который при обгоне так прижал его к обочине, что комиссар едва не свалился в придорожную канаву. Черный от злости, он догнал, обогнал незадачливого автолюбителя и заставил его остановиться, развернув свою машину поперек дороги.
Вышел из машины – волосы дыбом, глаза сверкают, готовый разорвать врага.
Однако тот, завидев выходящего из машины комиссара, сначала сдал назад, потом прибавил газу и рванул вперед. Комиссар едва удержался на ногах, чтобы не упасть.
Влип в классическую дорожную разборку! Перед голосом совести он оправдывался тем, что это была необходимая разрядка и снятие нервного напряжения.
Открывая дверь, он услышал телефонный звонок.
С работы, как пить дать.
– Алло!
– Простите, что побеспокоил вас дома, – произнес заискивающий голос, – но я хотел узнать…
Кто это? Голос казался знакомым и в то же время незнакомым.
– Что вы хотели?
– Узнать про малыша, конечно!
– Я думаю, вы ошиблись номером. Это не детский сад!
– Я говорю с комиссаром Монтальбано?
– Да!
– Я хотел узнать, как ваш малыш, ваш сынишка… Как, вы сказали, его зовут?
Черт! Латтес, будь он неладен! И эта его туфта про больного ребенка! Как же его звали? Надо ответить в общих чертах.
– Немного лучше, спасибо. Извините, не сразу вас узнал. Знаете, я так беспокоюсь, так переживаю…
– Прекрасно вас понимаю, синьор Монтальбано. Желаю скорейшего выздоровления, от всего сердца. Да поможет вам Бог… И держите меня в курсе.
– Непременно.
– Что касается сверки дел…
Монтальбано нажал на рычаг. У него не было ни малейшего желания говорить с Латтесом о делах.
Не успел он снять куртку, как телефон зазвонил снова. Конечно, это Латтес, должно быть, решил, что связь прервалась.
Монтальбано понял, что придется снова разыгрывать трагедию, чтобы хоть на время его оставили в покое.
Он поднял трубку и заговорил с надрывом:
– В то время как жизнь моего сына, моей кровиночки, висит на волоске, когда он страдает и мучается на больничной койке, вы говорите мне о делах?! Бессердечный вы человек!
В трубке воцарилась тишина. Возможно, он перебрал, с Латтесом надо поделикатней.
– Простите, если я повысил голос, но постарайтесь меня понять. Бедный малыш…
– Что за малыш? О ком речь? – прервал его знакомый женский голос.
Ливия!
Весь мир, казалось, обрушился ему на плечи.
Он немедленно повесил трубку. Он погиб, раздавлен.
Ливия ни за что не поверит, что история с сыном – выдумка чистой воды.
Снова зазвонил телефон.
Надо успокоиться, собраться с мыслями, в таком состоянии говорить с Ливией опасно. Монтальбано нагнулся и вытащил телефонный провод из розетки.
Разделся, бросая одежду на пол, и пошел в душ.
Нужно срочно освежить тело и мозги.
Выйдя из душа, он включил телефон. Теперь можно спокойно, без нервов поговорить с Ливией. Надо сказать ей правду, открыто и прямо. Она поверит. Он набрал номер.
– Ливия, послушай меня. Клянусь, у меня нет никакого сына.
– Я в том нисколько не сомневалась, – ответила Ливия.
Как неожиданно! Монтальбано обрадовался, ситуация значительно упрощалась.
– А почему ты так уверена?
– Ты не мог бы скрывать сына так долго. С кем ты говорил?
– С Латтесом. Представляешь, он думает, что я женат и у меня есть дети, по крайней мере двое. И я не хотел его переубеждать. Решил подыграть. Он думал спихнуть на меня свои дела, вот я и сочинил историю, будто мой ребенок серьезно болен. Все.
– Все? – холодно переспросила Ливия.
– Да.
– Тебе не стыдно?
– Боже мой, Ливия, за что?
– Придумать, что твой сын серьезно болен, только затем, чтобы…
– Ты о чем? Ты сама сказала минуту назад, что этого ребенка не существует!
– Все равно. Для Латтеса существует.
– Ливия, ты бредишь!
– Нет, дорогой! Я считаю, что подло прикрываться больным ребенком, если ты чего-то там не хочешь делать.
– Ливия, сама подумай! Этот ребенок – просто фантазия!
– Которая отражает твои моральные качества.
– В каком смысле?
– В том смысле, что ты мог найти другое оправдание! Хоть у меня и нет детей, мне такое никогда не пришло бы в голову.
Возможно, Ливия в чем-то права. Даже так: она совершенно права. Нельзя шутить с болезнями детей, даже вымышленных. Но признать ее правоту было выше его сил.
– Кто бы говорил о моральных качествах!
– Что ты имеешь в виду?
– Ты не пришла на мои похороны!
Ливия даже задохнулась:
– Что… ты о чем?! С ума сошел?
– Нет, не сошел! Мне приснилось, что я умер, а ты не захотела приехать ко мне из Боккадассе.
– Но это же сон!
– И что? Ребенок – это тоже почти что сон!
– Ну нет. Это не одно и то же! Ты умер, мир праху твоему, а этого ребенка ты заставляешь страдать и…
– Ладно, забудем. Знаешь, что я сделаю? Завтра позвоню Латтесу и все ему объясню.
– Делай как считаешь нужным, только не впутывай сюда ребенка. И еще: если для тебя это так важно, прости, что не пришла на твои похороны. В следующий раз буду непременно.
И они наконец-то засмеялись.
– Как ты? – спросил Монтальбано.
– Хорошо. А ты?
– Я завяз в одном деле… Кстати, ты не знаешь, кто такой Эмиль Ланнек?
– Это что? Очередная твоя шутка?
– Ты его знаешь или нет?
