– Ага. Конечно.
– Я ей ответила, что так не бывает, но она возразила, мол, ты недооцениваешь силу позитивного мышления. Она уже записала тебя к какому-то гуру рейки, который почистит тебе ауру.
– Этого еще не хватало, – сказал я. – Передай ей, что мне стало хуже.
Я вовсе не собирался просить об освобождении, пока не истечет двухлетний срок, ведь даже если бы заявление мое одобрили, меня бы просто перевели в тюрьму. Лечебница, конечно, не пятизвездочный отель, да и публика здесь не самая фешенебельная, зато, слава богу, не бывает войн между бандами, изнасилований в душевой и прочих диких кошмаров, с которыми у меня (как у типичного самодовольного и ограниченного представителя среднего класса, произнесла в моей голове Сюзанна) ассоциировалась тюрьма. Все обитатели больницы так или иначе натворили бед, но никто из нас, за редким исключением, не нарывался на неприятности, а по-настоящему опасных типов содержали отдельно. Здесь было много шизофреников, они в основном общались друг с другом, была пара чуваков с депрессией и один с расстройством аутистического спектра, вот с этими тремя было на удивление легко и приятно. С аутистом мы и вовсе поладили как нельзя лучше. Он обожал поговорить о “Властелине колец”, причем ни мои ответы, ни мое внимание ему совершенно не требовались, под его мерное монотонное журчание я часами сидел у окна в общей комнате и смотрел на сады, широкие газоны, фигурно подстриженные кустарники и разросшиеся дубы.
– Нам можно на улицу? – вдруг спросила Сюзанна. – В сад?
– Наверное, – ответил я. На самом деле было можно, конечно, но я не хотел, чтобы она наткнулась на этих чуваков, – не потому что боялся за нее, скорее, чтобы не опозориться.
– Тогда пойдем. На улице хорошо. Кого нужно спросить?
На улице и правда было хорошо: чистая новенькая весна, теплый щедрый ветерок доносил запах цветущих яблонь и свежей травы, в синем небе белые облачка. Вдоль дорожки цвели сиреневые кусты, повсюду ликующе заливались птицы.
– Ух ты, – сказала Сюзанна, обернулась и посмотрела на серый корпус больницы, выстроенный еще при королеве Виктории, высоченный, длинный, с островерхими фронтонами и эркерами.
– Ага. Выглядит и правда внушительно.
– Наверное, я рассчитывала увидеть что-то более современное. Максимально безликое и неприметное. Такое, что можно принять за общественный клуб или жилой дом. Это же здание словно кричит: “Да пошли вы все в жопу, у нас тут в мансарде живет умалишенная, и плевать мы хотели, знает об этом кто-то или нет”.
Я не удержался и рассмеялся. Сюзанна с улыбкой взглянула на меня.
– С тобой здесь хорошо обращаются?
– Не жалуюсь.
– Нас тут никто не услышит? Здесь нет жучков?
– Да ну какие жучки, – ответил я.
– Я серьезно.
– У них на жучков денег нет. Зато есть он. – Я указал подбородком на дюжего медбрата, который мирно стоял на террасе, покачиваясь с пятки на носок, и одним глазом приглядывал за нами, а вторым – за тремя пациентами, игравшими на траве в карты.
Сюзанна кивнула, отвернулась, и мы пошли по дорожке. Под ногами похрустывал гравий, Сюзанна подставила лицо солнцу.
– Как там мои родители? – спросил я.
– Да вроде ничего. Их даже немного отпустило. Ты не подумай чего, они просто боялись, что будет хуже.
– Понимаю. Я тоже.
Сюзанна кивнула.
– Я хотела кое о чем тебе рассказать, – помолчав, добавила она, – насчет Доминика.
– Ладно, – ответил я. Обсуждать Доминика у меня не было ни малейшего желания.
– Я сама догадалась не сразу, а лишь через несколько месяцев после того, как мы это сделали. Помнишь, я говорила, что в том году, еще в июне, когда только-только подумывала, как бы за это взяться, установила на компьютер Хьюго “Мозиллу” и использовала ее, а не “Эксплорер”?
– Помню.
– Чтобы Хьюго не узнал, что я читаю о способах убийства. – Сюзанна подобрала выброшенную кем-то обертку от шоколадки и сунула в карман. – Но ты же знаешь Хьюго, вряд ли он вообще просматривал историю поиска. А если бы и полез туда, пожалуй, даже внимания не обратил бы на запрос “как сделать удавку”. Да он бы не заметил, даже смотри мы целыми днями на его компе порно. Я к тому, что если бы меня волновала исключительно история поиска, можно было бы спокойно пользоваться “Эксплорером”, просто каждый раз чистить файлы куки и временные файлы.
– Точно, – согласился я, не понимая, к чему она клонит. Сюзанна обожала все усложнять, так что установить на компьютер лишний браузер вполне в ее стиле.
– Но дело в том, что это обязательно заметили бы. Не Хьюго, конечно, но если копы полезли бы в историю поиска, непременно увидели бы, что ее стерли. Вряд ли они могли определить, что именно удалили, но наверняка у них возникли бы подозрения. Я обязательно что-нибудь придумала бы – например, что сидела на форуме для тех, кто режет себя, – но если бы копы заинтересовались, то запросили бы записи у провайдера, в Гугле или еще где-нибудь. А с “Мозиллой” удобно: потом ее можно просто удалить, запустить программу очистки, и как будто ничего и не было. В “Эксплорере” осталась бы совершенно невинная история поиска, без пробелов. Ничего такого, что навело бы копов на размышления. В общем, я рада, что поступила именно так. Но я это сделала еще до того, как всерьез задумалась об убийстве Доминика.
– И что? – не понял я.
Мы свернули на аллею со сплошными арками, поросшими вьющимися растениями, и словно очутились в длинном туннеле. В тени было прохладно, вокруг белых цветов жужжали пчелы.
– И когда я начала планировать все по-настоящему, – продолжила Сюзанна, – сперва думала, что это Доминик на меня так повлиял, это из-за него я стала жестокой. Не то чтобы меня это смущало. – Она помолчала задумчиво. – Мне бы радоваться, ведь если так, то, получается, я ни в чем не виновата, это Доминик меня довел до такого. Но меня это взбесило. Неужели мои поступки зависят от какого-то козла, а если бы он не попросил помочь ему с французским или вообще занимался испанским, я была бы другим человеком? Вот что самое паршивое. Получается, кто угодно может вертеть мной как хочет. Я очень из-за этого переживала. Наверное, потому и решила довести дело до конца. – Она отодвинула зеленый усик, аккуратно убрала за решетку перголы. – Но когда вспомнила про браузер, успокоилась. То есть я и раньше готова была убить Доминика, еще до того, как дошло до дела. Мне-то казалось, будто то, что он со мной вытворял, меня каким-то образом изменило. А получается, я совсем не изменилась. Я всегда была жестокой. Просто на этот раз позволила жестокости выплеснуться.
Она смотрела на меня, лицо испещряли солнечные пятна, вокруг вилась мошкара. Я вспомнил, как в детстве – примерно в возрасте Зака – она поделилась со мной шоколадным драже, потому что свое я уронил в лужу и расплакался.
– Наверное, – ответил я. – Тебе виднее.
