Кабинет остался таким же, каким мне запомнился с детства. Хьюго занимался генеалогией; ремесло не сказать чтобы прибыльное, но его образ жизни – ни ипотеки, ни арендной платы, ни семьи, ни дорогостоящих привычек – этого и не требовал. В кабинете стоял письменный стол эпохи короля Георга, истертое пухлое кожаное кресло, в самых немыслимых местах громоздились кипы документов, встроенные книжные полки были забиты большими томами в кожаных переплетах, с узорчатыми золотыми печатями – “Ирландский альманах и официальный справочник” Тома, “Дублинский альманах” Петтигрю и Уолтона – и причудливыми безделушками: тут и лакированные французские каретные часы в листьях и стрекозах, и краешек древнеримской декоративной тарелки с какими-то случайными буквами, и маленький, свернувшийся клубком кролик из оливы. Пол в кабинете был из темного дуба. В детстве мы с Леоном и Сюзанной просиживали здесь часами. Хьюго нередко давал нам подзаработать вдобавок к карманным деньгам: лежа на животе на вытертом ковре, мы помогали ему в исследованиях, водили пальцами по строчкам, набранным вихлявым старомодным шрифтом или выведенным изящным почерком, прочесть который было практически невозможно, и Сюзанна, изучавшая в школе каллиграфию, имела неплохой приработок – составляла для перебравшихся в Америку ирландцев схематические кельтские генеалогические древа. Мне всегда здесь нравилось. Ряды книг в суперобложке, тишина и разрозненные предметы придавали комнате какое-то сказочное обаяние: так и ждешь, что из дырки в плинтусе высунет мордочку приветливый мышонок или стрелки часов с жужжанием начнут крутиться в обратную сторону и пробьет тринадцать. Кабинет Хьюго чем-то напоминал мне кабинет Ричарда в галерее. Да и сам Ричард, я вдруг понял, всегда чем-то напоминал мне Хьюго. Не потому ли, подумал я, меня так очаровало наше первое собеседование, не потому ли я вышел на работу в галерею, после чего – тут голова моя поплыла, предметы закружились передо мною, сливаясь в узоры, за которыми я не успевал уследить, – сложилось как сложилось.
– А, – Хьюго с улыбкой поднялся из-за стола, – вот и замечательно. Давай сюда. – Он отодвинул ноутбук, чтобы я поставил его тарелку на стол. На экране светилось отсканированное изображение пожелтевшего бланка – обряд бракосочетания проведен в 1883 году в приходском храме в…
– Работаешь? – Я кивнул на бланк.
Хьюго изумленно воззрился на ноутбук, словно не ожидал его здесь увидеть.
– Ну, в общем, да, – ответил он, – работаю. Я подумывал отправиться в какое-нибудь безумное путешествие по южноамериканским джунглям или хотя бы по греческим островам, но в конце концов решил, что раз до сих пор не сподобился, то и не надо. Эта работа подходит мне куда лучше, даже если мне неприятно в этом признаваться. К тому же, – широкая улыбка осветила его лицо, – я сейчас бьюсь над одной интересной загадкой и не хочу никуда уезжать, пока не выясню, чем все закончится.
Я сел в кресло, придвинул к себе столик и поставил на него тарелку.
– И в чем там дело?
– О. – Хьюго откинулся на спинку кресла. – Несколько месяцев назад мне написала леди по имени Амелия Возняк, из Филадельфии, просила помочь разыскать ее ирландские корни. Я подумал было, что это маловероятно, – он рассмеялся, протер очки замахрившимся краем свитера, – но оказалось, что ее девичья фамилия О’Хаган. Она кое-что разузнала самостоятельно, проследила довольно-таки убедительную родословную аж до сороковых годов девятнадцатого века, выяснила, что все ее предки жили в основном в Типперэри. А вот потом начались странности. – Он отложил очки в сторонку, сунул в рот большой кусок запеканки. – М-м-м. За ночь настоялась и стала еще вкуснее, правда же? Так вот, она загрузила ДНК в обширную базу данных и получила длинный список дальних родственников из Клэра, которые, если верить ее разысканиям, вообще не имеют к ней никакого отношения. Их фамилия, Макнамара, прежде ей нигде не встречалась. И тогда она связалась со мной.
– И? – В детстве “загадки” Хьюго меня не особенно интересовали. Леон с Сюзанной их обожали, я же не разделял их чувств: ответы все равно ничего не изменят, наследникам не достанется ни трон, ни богатство, так какая разница? Поэтому участвовал я исключительно за компанию, ну и чтобы подзаработать.
– Да я вот сам пока ничего не понял. Возможно, в роду были незаконнорожденные: какая-то из ее прабабушек изменила мужу, а тот, ни о чем не ведая, растил чужого ребенка как своего.
– Ничего себе, – проговорил я. – Вот это да.
– А возможно, – он загнул палец, взмахнул вилкой, – у кого-то из ее предков образовалась вторая семья. В те годы это случалось нередко, сам понимаешь, эмиграция и прочее. Уезжает мужчина в Америку искать работу, рассчитывая поднакопить деньжат и выслать жене с детишками на дорогу, но проще сказать, чем сделать, время летит незаметно, он по-прежнему один да один, уже забыл, как выглядят его дети… В общем, легко влюбиться в кого-то на новом месте и вообще не упоминать о том, что на родине у тебя осталась семья, – вот тебе и скелет в шкафу, о котором ни одна душа не прознает веками, пока не появятся новые технологии.
Я пытался следить за его рассказом, но внимание потихоньку ускользало. Хьюго прав, запеканка отличная, с зеленью, с крупными кусками говядины, моркови и картошки. Он сидел, вытянув ноги в поношенных коричневых шерстяных тапках – не тех ли, старых? На каминной полке выстроились темные деревянные слоники, от самого большого до самого маленького. Я их не помнил…
– Или кого-то из детей отдали на усыновление или похитили. Нет, я не о мерзавцах в белых фургонах, – пояснил он, заметив мой изумленный взгляд, – но всего полвека назад матерям-одиночкам в Ирландии приходилось несладко. Многие в конце концов оказывались в этих жутких заведениях для падших женщин, как в “Сестрах Магдалины”, смотрел? Ну а потом их уговаривали отдать ребенка на воспитание, чтобы на малютку не легло пятно позора и не испортило ему жизнь. Зачастую сестры даже и этим себя не утруждали, а просто-напросто похищали малыша, объявив матери, будто бы ребенок умер, и продавали чете богатых американцев. А мать чаще всего до конца своих дней оставалась в приюте, трудилась прачкой, дабы искупить свои грехи.
– Скорее всего, чья-нибудь жена спуталась с соседом, – вставил я. Коварные монахини, конечно, для того же киносценария были бы поинтереснее, но верилось в это с трудом. – Мне такая версия представляется более вероятной.
Хьюго не улыбнулся в ответ и окинул меня долгим задумчивым взглядом.
– Может, ты и прав, – произнес он, снова принимаясь за еду. – Мне бы тоже хотелось в это верить. Спокойнее думать именно так. Но ты же понимаешь, пока я не узнаю, что и как, приходится допускать любые варианты.
Он ел, наклоняясь над тарелкой, с обстоятельным, методичным удовольствием труженика.
– Я в ДНК не силен, – пробормотал Хьюго, дожевывая запеканку, – но все же сумею разобраться в результатах анализов уж всяко лучше, чем миссис Возняк, которая никогда ничем таким не занималась. Родилась она в сорок пятом году, судя по процентному совпадению ДНК, с семейством Макнамара ее предки породнились два-три поколения назад. То есть где-то между тысяча восемьсот пятидесятым и тысяча девятьсот десятым годом. Будь у меня данные переписи, было бы проще, но… – Хьюго раздраженно повел плечами, я хорошо помнил этот его жест.
