– На, – я бросил ему пачку сигарет, – ничего другого нет. – Вся эта ситуация меня даже веселила, если вспомнить, как Леон подкалывал меня, мол, где тебе, не справишься, спасуешь перед трудностями; я не говорю, что мастерски разделался с детективами, но, по крайней мере, не психовал и не требовал подать мне нюхательную соль. – Расслабься. Все будет хорошо.
– Отвали ты со своими поучениями! И без тебя тошно. – Но сигарету Леон взял и наклонился над зажигалкой. Рука у него дрожала.
– Они тебе нахамили?
– Отстань.
– Нет, правда. Неужели нахамили? Со мной они были вежливы. – Даже слишком: как вспомню жалостливый взгляд Керра, так кишки сводит, но Леону об этом знать незачем.
– Нет, не хамили. Еще не хватало. Но они же детективы. Не очень-то с ними приятно общаться.
– Со мной они были исключительно любезны, – сказала Сюзанна. – Позвонили заранее, узнали, когда я смогу с ними побеседовать, чтобы дети не мешали. О чем они тебя спрашивали?
Леон швырнул мне мою пачку сигарет обратно.
– Каким был Доминик. Ладили мы с ним или нет. В каких отношениях он был с остальными. Часто ли здесь бывал. Ну и в таком духе.
– И меня. Что ты им сказал?
Леон пожал плечами:
– Что он заглядывал к нам время от времени, что он был типичным шумным, богатым, тупым регбистом, что я толком его не помню, потому что мне всегда было на него плевать. Это Тоби с ним дружил, а не я.
– Да не дружили мы с ним, – возразил я.
– Ну я-то уж точно не дружил. Я с ним и познакомился-то через тебя.
– Вряд ли Доминик Генли по доброй воле стал бы общаться с такими, как я и Леон, – согласилась Сюзанна. – Боже упаси.
– Мы с ним не дружили, – повторил я. – Мы просто были знакомы. Почему все называют его…
– Ты и копам так сказал?
– Ну, в общем, да.
Одобрительный кивок:
– Умно.
Что?
– Это не умно. Это правда.
– А я в следующий раз упрусь: ничего не помню, – добавил Леон. Он курил быстро, жадными короткими затяжками. – И плевать я на них хотел, ничего они не докажут. Чем меньше им рассказываешь, тем лучше. Они ищут крайнего, и я им быть не намерен.
– Ты что, фильмов насмотрелся? – спросил я. Кофе с сигаретой хоть и ослабили головную боль, усталость и смутную тревогу, но ненамного. – Какого еще крайнего? Они ведь даже не знают, что случилось с Домиником.
– В новостях обстоятельства его смерти назвали “подозрительными”. И еще сказали: “Всем, кто располагает информацией, просьба обратиться в полицию”.
– Они и правда подозрительные, – сказала Сюзанна. Она не выглядела обеспокоенной: сидела, положив ногу на ногу и обхватив ладонями чашку с кофе, и смотрела в небо, словно день выдался погожий. – Его, в конце-то концов, нашли в дупле. Это не значит, что его убили. Это лишь значит, что они хотят выяснить, как он там оказался.
– А мне они сказали, что убили, – сказал Леон.
– Конечно. Им хотелось посмотреть на твою реакцию. Ты психанул?
– Нет, не психанул. Спросил, почему они так думают.
– И что они ответили?
– Ничего. Разумеется. Спросили, не знаю ли я, из-за чего его могли убить.
– И?..
– И я сказал, что не знаю. Очевидно.
– Так и сказал? – удивилась Сюзанна. – Я им ответила, что он тем летом всех достал. Вроде хороший был парень, но с ним явно творилось неладное. Это, конечно, палка о двух концах, то ли его убили поэтому, то ли он из-за этого покончил с собой, но это проблема Рафферти, не моя.
– Я им сказал то же самое, – произнес я.
Леон вскинул руки:
– Ну прекрасно, теперь они подумают, что я наврал…
– Не подумают, – перебила Сюзанна. – Они же не тупые. Люди помнят разное, и полиция знает это. Они не спрашивали тебя, помнишь ли ты тот вечер, когда он пропал?
– Еще бы, – сказал Леон. – Я им ответил, не-а, не помню. Но они не отставали, смотрели на меня эдак озадаченно, с подозрением – мол, как это не помните? Не может такого быть. Наверняка хоть что-нибудь да помните. Вы подумайте… Да кто же помнит самый обычный вечер десять лет назад? Вот если бы помнил, это и правда было бы подозрительно.
– А я помню. – Сюзанна невозмутимо достала сигарету. – Потому что это был не какой-то там обычный вечер, а вечер, когда пропал Доминик. И потом все рассказывали друг другу, чем тогда занимались. Боже мой, я тогда сидела в постели, переписывалась с лучшей подругой, а бедный Доминик остался совсем один, если бы я только ему позвонила и так далее и тому подобное… Мы с вами были здесь. Поужинали, посмотрели телик, потом Хьюго ушел спать, мы еще посидели, поболтали и где-то в полночь легли.
– Погоди. – Я наконец-то понял, что именно не давало мне покоя. – А почему тогда все считали, что он покончил с собой, а теперь вдруг оказывается, что это не так? Если уже тогда были улики, так с чего бы…
– Он послал сообщение всему списку контактов, помнишь? – перебила Сюзанна. – В ту ночь, когда исчез, – точнее, уже под утро, часа в три, в четыре. С одним-единственным словом: “Прости”. Наверняка тебе тоже отправил. Даже мне пришло, я еще удивилась, откуда у него мой номер, – наверное, остался с тех пор, как я натаскивала его перед устным экзаменом по французскому. Мне это запомнилось, потому что его сообщение меня разбудило, я прочла, не поняла, о чем он, подумала, номером ошибся, и снова заснула.
Что-то такое смутно забрезжило… впрочем, по сравнению с похоронами Доминика подобные воспоминания казались ничтожными.
– Да, мне вроде бы тоже прислал, – сказал я.
– Это же целая история была, – подхватил Леон. – Потом все обсуждали, кому прислал, кому нет. Наверняка половина тех, кто утверждал, будто бы получил сообщение, врали: мол, мы с Домиником были не разлей вода. Тот же Лоркан Маллен. Да Доминик Генли вряд ли знал, что Лоркан вообще существует, не говоря уже о том, чтобы ему писать. Я вас умоляю!
– Точно, – согласилась Сюзанна. – И еще говорили, будто увидели сообщение и сразу догадались, потому что у них якобы было предчувствие! Изабелла Карни клялась всем, кто готов был ее слушать, что видела светящийся призрак Доминика, который стоял в ногах ее кровати. По-моему, даже Доминику хватило бы ума не тратить время на такую идиотку, как Изабелла Карни, будь он хоть призрак, хоть кто. – Она запрокинула чашку, допивая остатки кофе. – А теперь, наверное, копы считают, что те, кто убил Доминика, отправили сообщение, чтобы все решили, будто он покончил с собой. Так и получилось.
– Но все же думали, что он утопился в Хоут-Хеде, сбросился со скалы в море, – заметил я. – Откуда-то ведь эта версия взялась?
