Мартин перевел взгляд на меня и озадаченно уточнил:
– В смысле, подозревают ли они вас?
– Да. Именно. Так как же?
– Ну разумеется. Если Генли убили, это сделал тот, кто мог попасть в ваш сад. А в указанный период сюда могло попасть ограниченное число лиц. И каждый под подозрением.
– Но ведь я… – Сердце как-то судорожно колотилось, меня била дрожь, наверняка Мартин понял это по моему голосу. В глубине души я такое предчувствовал, конечно, но услышать вот так… – Я же ничего не сделал.
Он кивнул.
– Они думают, что это сделал я?
– Понятия не имею. Сказать по правде, вряд ли они настолько продвинулись в расследовании. Так, версии выдвигают, смотрят, что сработает, и пока что никого конкретно не подозревают.
– Но вы думаете, что это сделал я?
– А я вообще ничего не думаю, – весело ответил Мартин. – Дело-то не мое, и не с моим жалованьем выдвигать версии по чужим делам. Меня все это интересует исключительно постольку, поскольку может быть связано с ограблением. – Я уставился на него, и он добавил: – Да ладно вам. Если бы я считал вас убийцей, разве стал бы сидеть тут с вами, пить виски да разговоры разговаривать?
– Не знаю.
Он впился в меня взглядом и произнес, оскорбленно повысив голос:
– Постойте. То есть я шляюсь под дождем в свой свободный вечер, чтобы оказать вам любезность, – он указал на пакет с подсвечником, о котором я начисто позабыл, – а вы меня обвиняете в том, что я пытаюсь вас обмануть?
– Нет, что вы, – сказал я. – Извините.
Я сам не понимал, за что извиняюсь, но Мартин сменил гнев на милость и уточнил, уже спокойнее:
– Даже две любезности. Это вот, – он указал на подсвечник, – я мог послать по почте. Но подумал: он хороший парень, а последнее время ему приходится туго. Потому и решил вас предупредить – так сказать, неофициально. Если у вас не было терок с Генли, подумайте хорошенько, с чего вдруг некоторые утверждают обратное.
– Откуда мне знать. Я ведь даже не в курсе, кто именно…
Но детектив уже тряхнул рукой, чтобы расправить манжету, взглянул на часы и поднялся:
– Господи, уже больше времени, чем я думал. Поеду-ка я лучше домой, а то супружница решит, что я сбежал с молоденькой, – да нет, шучу, она отлично меня знает и наверняка подумает, что я сбежал к морю и солнцу, куда-нибудь в Лансароте. Терпеть не могу такую погоду, от нее крыша едет. – Накинул пальто, похлопал по карманам и оглянулся на меня: – Так о чем вы?
– Я ничего не понимаю. Ничего. Что происходит?
– Если вы ни при чем, – сказал он (если?), – значит, в деле замешан как минимум один человек из числа ваших родных или друзей. И он пытается вас подставить. На вашем месте я очень постарался бы выяснить, кто же это. И чем скорее, тем лучше.
После его ухода я битый час кружил по комнате – не как прежде, одной ногой шагнул, другую подтянул, а быстрой пружинистой походкой, жалея, что в доме нельзя курить. Хьюго так и не спустился в гостиную, и я надеялся, что он спит, а Мелисса задержится на ярмарке допоздна. Мне нужно было подумать.
Казалось, первым делом следует поразмыслить о том, что меня подозревают в убийстве, я же, оправившись от изумления, понял, что для меня это сейчас далеко не самое важное. Как справедливо заметил Мартин, под подозрение попадал любой, у кого была возможность приблизиться к дереву, и вряд ли меня обвинят в убийстве на том лишь основании, что кто-то кому-то сказал, будто я неизвестно из-за чего поссорился с Домиником. Постепенно до меня дошло и прочее, о чем говорил детектив, и чем больше я думал о сказанном им, тем очевиднее и неизбежнее оно выглядело, вибрирующая эта правда притягивала, как мощный магнит: случившееся с Домиником имело какое-то отношение – не могло не иметь – к той ночи.
Но какое именно, этого я не мог понять. Не верилось мне ни в обманутого мстителя, ни в то, что ко мне явились те же люди, что убили Доминика, в конце концов, я валялся на полу без сознания, и при желании им ничто не мешало со мной расправиться (тут я отдернул ногу от подсвечника, уродливо горбившегося в полиэтиленовом пакете). Но кто-то – скорее всего, тот же, кто пытался возвести на меня напраслину, – наверняка знал, как связаны оба случая. И список, как и сказал Мартин, не так уж длинен. Приятели, которые тем летом могли стащить запасной ключ от садовой калитки, – увы, я пока точно не знал, кто именно. Леон с Сюзанной. И Хьюго.
Ни один из них даже отдаленно не походил ни на убийцу, ни на по-макиавеллиевски коварного клеветника. И все же, все же… С каждой минутой я все отчетливее понимал то, что Мартин, должно быть, знал с самого начала: грабителям была нужна вовсе не моя машина. Меня целый день и полночи не было дома, машина стояла на парковке, ключи валялись на виду, бери не хочу, и если они следили за моим домом, зачем им было дожидаться, пока я вернусь?
Они перерыли все ящики. Забрали старый фотоаппарат, который мне подарили на восемнадцатилетие. Со снимками давних вечеринок.
Воры искали что-то, имевшее отношение к смерти Доминика. Машина, телевизор, приставка – это взяли исключительно для отвода глаз: просто заурядное ограбление, ничего примечательного! Дождались, пока я вернусь домой, чтобы, если не найдут то, что ищут, выпытать у меня, где оно, – как именно, даже думать не хотелось. Но я полез в драку и спутал им все карты.
Обычно за это время мы уже понимаем, кого искать. Но тут все иначе. Если честно, мне даже неудобно перед вами… Мартин сразу догадался. Не про Доминика, конечно, а о том, что те люди забрались ко мне не случайно и никакое это не ограбление.
Тут-то бы мне и испугаться – меня выслеживали, прицельно ходили за мной по пятам, – но мне почему-то совсем не было страшно. Если они охотились именно на меня – из-за того ли, что я сделал, за тем ли, что у меня было, – значит, я не случайная жертва, подвернувшаяся под руку, нет, я человек, а не вещь, я существую, я главное действующее лицо во всей этой неразберихе, а не бессмысленная мелочь, которой можно пренебречь, отбросить в сторону. А раз так, раз история крутится вокруг меня, значит, я сумею в ней разобраться.
Голова моя впервые за много месяцев работала четко, и от этой хрустальной ясности перехватывало дыхание, как от морозного воздуха. Я и забыл, каково это.
Выследить грабителей и вытрясти из них признание мне вряд ли удастся, как бы мне ни нравилось воображать себя Лиамом Нисоном в роли крутого парня. Но сколько веревочке ни виться, а другой ее конец прячется где-то в Доме с плющом, и вот его-то я отыщу, а по нему и остальное.
Дождь не утихал, но мне необходимо было покурить. Я набросил пальто и вышел на террасу. Ветер ревел в кронах деревьев, лившийся из окна кухни свет превращал холмики и долины грязи в искаженные резкие тени. Листья шмыгали по блестевшим от дождя плитам террасы. Сердце колотилось в горле, но я вдруг поймал себя на том, что улыбаюсь.
