— Раньше не получилось.
— Послушай, голубчик, но я в любой момент могу… хе-хе!.. копыта откинуть. Ты об этом думал?
— Думал.
— И что же, мы так и не простим друг друга? — всплеснул руками Степан Андреевич.
— Прости меня, — равнодушно ответил Павел, глядя на развевающуюся занавеску.
— Прощаю, конечно… — вздохнул Степан Андреевич. — Только от статей тех, газетных, давних, я особо не пострадал. Даже больше скажу: мне от них только славы прибавилось. Меня жалели, мне сочувствовали — вон, мол, сын какой оказался! Любит, любит народ страдальцев… Сейчас не Павлика Морозова, невинно убиенного отрока, жалеют, а его папку!
— Так в чем же дело? — с раздражением спросил Павел.
— Так и ты меня прости, Пашенька! По-настоящему прости, а не на словах!
Павел некоторое время молчал, а потом принялся ходить взад-вперед по комнате. Половицы скрипели под его ногами… Степан Андреевич следил за сыном.
— Не могу забыть маму, — пробормотал Павел. — Ты ее предал. Ее и меня. Ты нас бросил.
— Паша, она сама от меня ушла, да и тебя забрала в придачу!
— Она ушла, потому что узнала, что у тебя Галочка эта есть, — с отвращением произнес сын.
— Неправда! Сначала мы с твоей мамой расстались, а только потом уж я с Галочкой сошелся… Да и чего вспоминать, все умерли давно — и та, и другая!
— Мама из-за тебя умерла. Она перед смертью мне сказала, чтобы я тебя не прощал.
— Фанатичная женщина… — скорбно вздохнул старик. — Впрочем, все они такие. Послушай, Пашенька… Давай забудем прошлое. Совсем забудем!
— Не знаю… — мрачно ответил Павел. — Не знаю, получится ли у меня… Наверное, нет.
Он вспомнил лицо своей матери, ее глаза, сияющие исступленной, вдохновенной ненавистью: «Он негодяй. Никогда не прощай его. Никогда не считай его своим отцом, потому что он — преступник. Он предал меня, он предал нас обоих!..»
Ненависть питала ее и одновременно сжигала, и она сгорела в этом пылающем костре совсем молодой, даже перед смертью повторяя как заклинание эти слова: «Он предал нас…»
— Всего доброго, Ольга Витальевна! — крикнул охранник из своей будки. — До завтра!
— До завтра! — проходя мимо, Оля приветливо махнула ему рукой.
Вдоль высокого каменного забора она дошла до развилки и свернула к реке. Тропинка эта, узкая и заброшенная, нравилась ей гораздо больше, чем широкая асфальтированная дорога, по которой тоже можно было добраться до дома Локотковых.
Она сняла босоножки и босиком пошла по затоптанной жухлой траве. В это время прохожих почти не встречалось — отдыхающие дружной толпой штурмовали столовую.
Ярко светило солнце, обжигая открытые плечи, — на Оле был легкий сарафан, веселой желто-зеленой расцветки. «Господи, сегодня опять Силантьеву позировать!» — с досадой вспомнила она.
Было тихо, лишь надсадно звенели кузнечики вдоль тропинки, и поэтому, когда неподалеку затрещали кусты (словно медведь через них ломился), Оля невольно испугалась.
— Ой… — растерянно пробормотала она.
Впереди нее на тропинку буквально вывалился Павел в потертых грязных джинсах и насквозь мокрой от пота майке.
— Добрый день! — сказал он, вытирая тыльной стороной ладони лоб. — Ольга — да?..
Она ничего ему не ответила, просто смотрела на него.
— Что вы там делали, в кустах? — наконец растерянно спросила она.
— Вы думаете, я сидел в засаде, поджидая вас? — усмехнулся он. — Ничего подобного! Я шел по дороге — вон там… — он показал направление. — А потом увидел вас сверху. Никак не ожидал, что склон окажется таким крутым… — он принялся отряхивать джинсы.
Оля не понимала, боится она или нет этого человека. Судя по всему тому, что она о нем слышала, надо было по крайней мере опасаться злодея и грубияна Павла, но почему-то страх вдруг покинул ее.
— Вы хотели догнать меня, чтобы поздороваться? — с интересом спросила она.
— В общем, да… — он стянул майку через голову и принялся вытирать ею вспотевшее лицо. — Жарко как! — он перекинул майку, уже окончательно потерявшую вид, через плечо.
— Да, жарко, — согласилась Оля, шагая по узкой тропинке. Павел следовал рядом.
— Ножки наколоть не боитесь?
— Что? А, нет, не боюсь…
Павел с каким-то диким, пристальным любопытством сначала разглядывал ее босые ноги, потом уставился ей в лицо.
— Послушайте, Оля… можно я вас просто Олей буду называть?.. Мы с вами никогда не встречались, а? У меня такое впечатление, будто я уже вас где-то видел…
«Какой дешевый прием! Мог бы и что-нибудь поинтереснее придумать…»
— Нет, — сухо ответила Ольга.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
По реке от пристани поплыла лодка.
— Не хотите тоже прокатиться? — вдруг спросил Павел.
— Не хочу, — сердито ответила Оля. Павел был выше ее на голову. Широко развернутая грудь, мощные мышцы предплечий… Да, судя по всему, этот тип никогда не страдал нарушением осанки.
— Ну а вы-то меня за что ненавидите? — тоже рассердился Павел, перегородив Оле дорогу. — Или это он вас накрутил?..
— Кто он?
— Ваш жених, кто же еще!
Слепень сел ему на плечо, и Павел нетерпеливо согнал его широкой ладонью. «Кузнец… Ну да, он же работает кузнецом!» — вспомнила Оля.
— Никто меня не накручивал и… и пропустите меня, в конце концов!
Они снова пошли рядом.
— Я видел ваш портрет… там, в саду. Силантьев — неплохой художник, но в жизни вы еще лучше.
— А мне портрет совсем не нравится… — неожиданно призналась Оля. — Хотя он еще и не закончен. Или я в живописи ничего не понимаю?..
— Когда свадьба?
— Наша свадьба с Викентием? В августе.
— Вы его любите?
— Конечно, люблю! Не задавайте глупых вопросов.
— Значит, вы меня тоже ненавидите… — констатировал Павел, разглядывая Ольгу. — Это логично, раз вы любите его, то ненавидите меня.
— Какой-то странный у нас разговор получается… — с тоской произнесла Оля.
Павел взял ее руку своей широкой горячей лапищей, но Оля тут же вырвала ее.
— Я бы хотел с вами посоветоваться, — упрямо произнес Павел. — Именно с вами. Вы осведомлены обо всей этой ситуации и вместе с тем… ну, как бы еще не совсем заинтересованное лицо.
— О чем вы?
— О себе и о своем отце. У нас с ним тут был разговор недавно, и он предложил мне забыть о прошлом. Но мы оба уже столько успели наворотить…
