— Куда отправимся? — строго спросил Павел.
— Ой, пардон… — субъект, который был ровно на голову ниже Павла, моментально скрылся.
— Паша, здравствуй! — засмеялась Оля. — Ты его напугал!
— Кто такой?
— Просто человек… Прохожий.
— Здравствуй… — он смотрел на нее и не мог насмотреться. — Ты потрясающе выглядишь.
— Спасибо… — продолжала она веселиться. — А куда… куда мы пойдем?..
На ней была узкая длинная юбка, светлая, чуть расклешенная книзу, и белая приталенная блузка с короткими рукавами, белые туфельки с круглыми мысами, без каблуков, а волосы она повязала сзади шелковой лентой цвета слоновой кости.
— Куда хочешь… Я тебя не узнаю… то есть вру, наоборот — я тебя узнаю! Ты как тогда…
— Пойдем туда, в то кафе, — она указала на противоположный берег. — Кто-то говорил, что там неплохое пиво, разливное.
— Пиво?
— Ну да, а что ты удивляешься? Мне так надоело это красное сухое вино, которым потчевали в твоем доме… Нет, вино прекрасное, слов нет, но иногда хочется чего-нибудь эдакого… вульгарного.
— Никогда не считал пиво вульгарным напитком! — поклялся Павел.
Они вдоль берега дошли до того самого моста, под которым проплывали когда-то на лодке.
— Помнишь?
— О, да!
У нее были необыкновенной красоты волосы — густые, вьющиеся, пушистые. Небрежно перевязанные лентой, они напоминали прическу из прошлого — так, наверное, ходили гимназистки лет сто назад. Невинный, обольстительный бант… Павел слегка коснулся ладонью шелковой ткани, ощутил ее тепло.
— Ты бросила Викентия, да?..
— Да, — легко согласилась Оля. — А что такого? Только, пожалуйста, не думай, что я сделала это из-за тебя…
— А из-за кого? — встревожился он.
— Из-за себя в первую очередь! — улыбнулась Оля.
— Ты даже это… не накрасилась? — улыбнулся и он. — Тебе так гораздо лучше, честное слово!
Еще совсем недавно она выглядела совсем по-другому — женщина с резковатыми чертами лица, потому-то он и сомневался, она это или не она…
Оля снова засмеялась и ничего не ответила.
Они сели на открытой веранде, поднимавшейся над водой, официант принес им меню.
— Только сейчас поняла, какая я голодная, — призналась Оля, наклонившись к Павлу. От нее нежно пахло липовым цветом.
— У тебя замечательные духи… Я, в общем, тоже ничего не ел.
— Почему? Ты на диете? — усмехнулась она.
— Нет. Я забыл.
— Забы-ыл!.. — передразнила она. — Нашего мальчика никто не кормит… Я хочу пиво и шашлык, а еще какой-нибудь салат, вроде «Цезаря».
Павел сделал заказ.
Оля сидела на деревянном стуле, положив ногу на ногу, вполоборота к реке и смотрела на воду. Уже темнело. Под потолком веранды мигали разноцветные гирлянды, перевитые искусственными цветами. На набережной зажгли фонари.
Это было обычное кафе, каких миллион, и его единственным достоинством было только то, что оно располагалось в таком красивом месте…
На Олю смотрели. Она действительно выглядела необычно — вся в белом, с перевитыми шелковой лентой волосами, с безмятежным и одновременно отчаянным лицом.
Когда-то весной он, Павел, мечтал увидеть ее такой — с живым блеском в глазах, с улыбкой, полной интереса к происходящему… Не таинственная Дезире, не чопорная невеста Викентия, а Оля — его любовь. Конечно, у этой Оли тоже было много недостатков — она могла разозлить, вывести из себя, но она была живой. Настоящей. Как в его снах…
Принесли заказ.
Оля сразу же принялась уплетать шашлык, и Павел даже умилился ее аппетиту, этой полной, абсолютной естественности.
— Что ты так смотришь? — деловито спросила Оля, придвинув к себе пузатую кружку с холодным пивом. — А говорил, что голодный!
— Любуюсь тобой, — честно признался Павел.
— Паша…
— Да? — рассеянно спросил он, разламывая пополам хрустящую булочку, посыпанную кунжутными зернами.
— О чем ты думаешь?
— О том, что ты даже лучше, чем я мог предполагать…
— Вот как?.. — усмехнулась Оля.
— Нет, правда… — Павел наконец смог стряхнуть с себя оцепенение, вызванное ее чарами. — Ты меня спасла.
— Тем, что убедила тебя помириться с отцом?
— Нет. То есть не только…
Сумерки сгущались — теплые, ласковые, они обещали счастье. Огни дрожали на водной глади, и даже надоевший шансон, несшийся из динамиков, и сизоватый дымок от мангала не могли нарушить благодать теплого летнего вечера.
— После осени идет зима, после зимы идет весна. Каждый день похож на предыдущий… — негромко продолжил он. — Завтрак, обед, ужин. Работа. Хотя нет, работа — это то, что дает мне силы, что мне интересно. А остальное… Люди все одинаковые. Скажут пару слов — и ты уже видишь, какие они, о чем думают. Угадываешь почти каждый их поступок. Мужчины, женщины — все каким-то серым фоном… Каждый интересуется только собой, каждый стремится хоть чем-то выделиться, хотя выделиться, собственно, и нечем — только понты, понты вечные… И ничего уже не радует, ничего не удивляет! Если листопад, значит, осень пришла. Дождь — это циклон со Скандинавского полуострова приполз… А знаешь, что самое страшное? — шепотом спросил он.
— Что?
— Что все живут так, как будто смерти нет. И только потом спохватываются: как, неужели пришла пора гасить свет?.. И это — все?! Вот эта серая неразбериха, промчавшаяся стремительно мимо, это и была жизнь?..
— А чего ты хотел? — серьезно спросила Оля.
— Меня обманули! Я совсем не того ждал!
— Ну здрасте! — вдруг насмешливо произнесла она. — А тебе ничего и не обещали! Никому ничего не обещали, между прочим. Вот как хочешь, так и выбирайся из этого.
— Но теперь у меня есть ты! — возразил Павел, откинувшись назад. — И все стало другим… В тебе весь смысл.
Оля провела рукой ему по волосам. Павел поймал ее руку и поцеловал.
— Я тебя люблю.
— Разве ты раньше никого не любил? — спросила она удивленно. — Сколько тебе?..
— Сорок два.
— Сорок два!
Они замолчали. Оля глядела на воду, а Павел — на нее.
— Жизнь больше, чем любовь, — тихо сказала она. — Я это поняла недавно. А что, если и я когда-нибудь покажусь тебе тоже серым фоном?..
— Ты — нет. Ты как свет… С тобой я не знаю, что меня ждет. Это и страшно, и хорошо… Я очень боюсь тебя снова потерять. Я даже вот что думаю… только не смейся, обещай!
— Ладно.
