Варецкий скривился, явно не желая ничего объяснять, поэтому просто пожал плечами.
– Мы вместе служили на Кавказе, – ответил он. – Вы сами знаете, полковник, что в кругу товарищей по оружию такое трактуется немного иначе. Уверяю вас, что что-то подобное произошло впервые, и сам майор извинился передо мной, как только протрезвел. Правда, жаль, что все зашло так далеко. А сейчас прошу прощения, полковник, время встретиться с вашими секундантами. Господин полковник…
– Господа офицеры…
* * *
Самарин глянул на часы – почти шесть. Над небольшой, но ровной лужайкой поднимался утренний туман, вдалеке виднелись нечеткие силуэты деревьев. За лесом притаились деревня, костел и… ни больше ни меньше кладбище.
– Начинаем! – приказал притоптывающий крепкий мужчина в военной шинели, накинутой на генеральский мундир. – Холодно.
Согласно правилам поединка, именно он следил за офицерским судом чести, а если речь шла о штабных офицерах, то был непосредственным начальником заинтересованных сторон. Начальник варшавского гарнизона генерал Проскурин.
– Господа! – Варецкий повысил голос. – Представители обеих сторон договорились, что поединок будет проводиться à volonté. Дистанция двадцать шесть шагов, противники стоят спиной друг к другу. По команде «Стрелять» поворачиваются и нажимают на курок. Каждый может выстрелить в любой момент, как услышит команду, но не позднее, чем в течение десяти секунд. По команде «Стой!» следует опустить оружие, независимо от того, стреляли вы или нет. Время отсчитывает господин Черский. К барьеру!
Самарин прошел на указанную позицию, под ботинками хрустела замерзшая земля. Старый седой врач спокойно курил сигарету, стоя над черной кожаной сумкой. Полковник сразу распознал в нем военного медика, привычного к операциям в более неблагоприятных условиях, чем лужайка под Варшавой.
Будаков подал Самарину заряженный пистолет, и полковник ощутил в руке холодную сталь. Краем глаза он заметил Батурина. Тот следил за Завьяловым, только в этот раз он был одет в мундир Конвоя с эполетами капитана.
– Готовы? – крикнул Варецкий.
– Готов! – ответил Самарин.
– Готов! – словно эхо ответил Завьялов.
– К бою! Стрелять!
Самарин плавно повернулся, поднял руку с пистолетом. Майор уже прицелился, но еще не нажал на курок.
– Раз, два, три… – отсчитывал, глядя на часы, Черский.
Они выстрелили почти одновременно. Завьялов на удар сердца быстрей. Оба устояли на ногах. Полковник осторожно напряг мышцы – простреленная рука болела, словно гнойный зуб, но, похоже, кость была цела. Он отдал дымящийся пистолет секунданту и быстрым шагом подошел к Завьялову. Майор уже сидел на земле с бледным, как бумага, лицом, врач срезал с него одежду.
– Пуля в плече, – констатировал он через минуту. – Нужна операция.
«Ну что ж, – подумал Самарин, – заказчик Завьялова должен поискать другого наемника. А господин Рудницкий поживет еще немного…»
Глава IV
Рудницкий достал из атанора
[5] стеклянную термостойкую посуду: порошок в ней был ярко-красного цвета. Именно такой, как говорилось в трактате. Алхимик внимательно осмотрел его и осторожно пересыпал в небольшой флакон. Если что-то пошло не так, то он испортил несколько лотов первичной материи. Или же получил пресловутую «красную микстуру».
Мужчина подошел к очагу и всыпал щепотку кристаллического красного порошка в большой котел, на три четверти заполненный ртутью. Через минуту добавил карбонат калия и разжег огонь.
– Ну вот и посмотрим, – буркнул он.
Внезапно скрипнула дверь, и в мастерскую на чердаке зашел Самарин.
– Ты всегда разговариваешь сам с собой? – спросил он с любопытством.
– Не мешай! – гневно накинулся на него Рудницкий.
– Что делаешь?
– Трансмутирую!
– То есть ты реально…
– Реально! Подкинь угля! – сказал алхимик. – Быстрей! Пламя должно охватить весь котел.
– Матушкин! – закричал Самарин. – У меня левая рука барахлит, – оправдывался он.
Рудницкий выругался и сам подсыпал уголь. Быстрый топот тяжелых военных сапог говорил о том, что подчиненный Самарина поднимается по ступеням. Манипулируя железными щипцами, алхимик поворачивал котел так, чтобы он нагревался равномерно со всех сторон.
– Из этого получится золото? – неуверенно спросил Самарин. – И зачем оно тебе? Стоит ли тратить на него первичную материю?
– Слушаю, ваше высокоблагородие! – отрапортовал запыхавшийся солдат.
– Будь готов подкинуть уголь, – приказал полковник. – Господин алхимик создает золото из олова.
– Из ртути, – рассеянно ответил Рудницкий.
– Какая разница. И зачем это все?
– Алхимическое золото – это совершенно другой вид металла. Как и серебро, – объяснял Рудницкий. – Трактаты утверждают, что полученное в результате трансмутации золото омолаживает и лечит от многих болезней, достаточно только прикоснуться к нему. А вот относительно серебра… Представь себе, как на такой металл отреагирует фауна анклава? Кто знает? Может, хватило б одного патрона?
– И сколько это будет стоить? Если все получится? – поинтересовался Матушкин.
Алхимик снова обратил внимание, что, несмотря на уставной тон в голосе солдата, в нем нет и тени неуверенности или колебаний, хотя он бесцеремонно вмешивается в разговор людей намного выше его по социальному положению. А Самарин, как обычно, не отреагировал на это. Так, словно привык разговаривать с Матушкиным почти по-дружески. Но при всем этом у Рудницкого сложилось неопровержимое впечатление, что русский аристократ не является сторонником равенства классов.
– А сколько стоит человеческая жизнь? – ответил он вопросом. – Если это золото действительно лечит и омолаживает, нет такой цены, которую не заплатили бы смертельно больные или старики. Сто тысяч? А может, миллион рублей? – Он пожал плечами.
– Как долго продлится этот процесс? – вмешался Самарин.
– Не больше получаса. Может, меньше, никогда раньше этого не делал.
– Ну-ну, – буркнул офицер. – Интересно, а…
– Еще угля! – прервал его Рудницкий.
Полковник закатил глаза, но открыл дверцу печи, помогая подчиненному. Тот сразу же взялся за лопату.
– Хватит?
– Пока да. Как твой шрам, Матушкин?
Солдат непроизвольно потянулся к лицу, скривился, ощущая под пальцами шрам.
– Так себе, – невесело ответил он. – Побаливает. Ну и сомневаюсь, что с такой рожей буду интересен девушкам.
– Когда закончим с трансмутацией, напомни мне, чтобы я дал тебе что-то для раны.
