Самарин честно пытался оставаться серьезным, но не выдержал и расхохотался.
– Хотел бы я выучить такой язык, – сказал он. – А что касается твоих страхов, то спешу тебя проинформировать, что моя тетушка всегда была в оппозиции, так что знакомство с Ее Светлостью не сделает из тебя лоялиста.
– Дай угадаю, Мария Павловна считает большинство придворных никчемными выскочками?
– Как-то так…
– Я тоже так думаю. Между тем, как житель Привислинского края…
– Да хватит тебе, – прервал его Самарин. – Ты прекрасно знаешь, что это название неофициальное, хотя и появляется в некоторых документах. Сейчас у нас серьезнее проблемы, чем какие-то устаревшие и совершенно несущественные претензии?
– Несущественные?
– Совершенно несущественные. Поскольку если барьер, защищающий от анклава, рухнет, то вы будете молиться об увеличении численности наших отрядов в стране. Отрядов, в которых, кстати, поляки составляют значительный процент. Поскольку не все твои соотечественники такие принципиальные, как ты…
– Ты считаешь, что угроза коснется только Варшавы?
– Как же! Коснется и Москвы, и Петербурга, только это не изменит ситуацию: мы в Варшаве и сначала должны разобраться с нашими проблемами. Здесь, на месте. Позже, возможно, придет время для разговоров о политике.
– Случилось еще что-то серьезное?
– Кроме нападения на больницу? Ничего таких масштабов, но не вызывает никаких сомнений, что есть люди, которые, только по им известным причинам, хотят ослабить защиту анклава. К тому же все больше происходит магических нападений и у нас все больше подозрительных смертей. Ну и убийств, связанных с… я знаю… оккультизмом. В связи с этим я хотел бы у тебя кое-что спросить…
– Да?
– Знакомы тебе эти символы?
Рудницкий посмотрел на фотографию, что подал ему Самарин, и поджал губы: на снимке было голое тело женщины с вырезанной пятиконечной звездой и странными иероглифами.
– Что это, бога ради?!
– Труп одной жертвы, – мрачно ответил офицер.
– Я так понимаю, это кто-то важный.
Самарин выругался, но не стал отрицать.
– Дочь генерала Драгунова.
– Того самого Драгунова, который расправился в тысяча девятьсот пятом году с работниками в Лодзи?
– Того самого! И что? Я так понимаю, ты не поможешь?
– Помогу, конечно же, помогу, – буркнул алхимик. – Никто не должен так умирать. Однако эти символы ничего мне не говорят. Я должен подумать и полистать гримуары.
– Хорошо, я оставлю тебе эти снимки. Я даже подумал, а не показать ли их нашей кузине? С одной стороны, не следует что-то такое показывать женщине, а с другой…
– Я сам ей покажу, – сказал Рудницкий. – А насчет охраны… меня спас Матушкин. Значит, он и раньше меня охранял? Неофициально? По твоему приказу?
– Знаешь же, что не отвечу на этот вопрос.
– Ну и ладно, это тоже своего рода ответ.
Самарин пожал плечами, было не похоже, что он хочет продолжать разговор на эту тему.
– А насчет нашей кузины…
– Что?
– Кто твоя подопечная? Известно только, что маг. Могущественный маг. Она правда ничего не помнит?
– Ты знаешь столько же, сколько и я, – равнодушно ответил Рудницкий. – А в чем проблема? Она же вроде на нашей стороне.
– Вроде бы да, – скривился офицер. – Однако в ней что-то есть, что меня беспокоит. Во время того нападения она вела себя как… – Он не закончил, поскольку не смог подобрать слово.
– Но ведь это не она забила демона голыми руками, – заметил алхимик.
– Ну да, только в моем случае все понятно: я был ранен демоном в анклаве, выпил его кровь, отсюда и эта сверхъестественная сила. Жаль, что только в одной руке, а в другой нет и капельки этой силы.
– Может, анклав повлиял и на Анастасию?
– Возможно, – признал Самарин без особой убежденности. – А что с тобой? Этот шрам под глазом никак не проявляет себя?
– Нет, только меняет форму.
– Как и мой.
– Надо как-то будет проверить, не связаны ли они между собой.
– То есть? – нахмурился россиянин.
– Ну, знаешь, я имею в виду, изменение формы у одного не тянет ли за собой изменение формы у другого.
– А-а, ну тогда давай проверим прямо сейчас. Твой шрам сейчас похож на розу. Едва заметную, не то что мой.
– А что у тебя?
– Сейчас посмотрим.
Самарин снял мундир и встал перед зеркалом.
– Не знаю, – произнес он. – Как-то нечетко. То ли два бокала, то ли черт его знает что.
– Покажи, – попросил Рудницкий.
Самарин сел на стул, демонстрируя плечо.
– Ну? Что он тебе напоминает?
Вместо ответа алхимик засмеялся.
– Не хочу тебя расстраивать, дорогой граф…
– Да говори уже, болван!
– Напоминает обезьяну.
– Какую, к черту, обезьяну! Не видно ни головы, ни хвоста!
– Это потому, что ты смотришь не с той стороны. Знаешь, я видел когда-то в зоопарке мандрила. Животное так не любило публику, что иногда это демонстрировало.
– И каким же образом?
– Выставляя определенную часть тела и…
– Рудницкий! Поговорим об этом, как только выздоровеешь, – зловеще пообещал Самарин. – Я тебя… – Он замолчал, видя меняющееся выражение лица алхимика.
– Посмотри в зеркало! – приказал не своим голосом Рудницкий. – Сейчас же!
Офицер выругался: шрам менялся на глазах, и теперь он напоминал один из иероглифов, вырезанных на теле дочери Драгунова.
* * *
Рудницкий стиснул зубы и сделал шаг. Он чувствовал пульсацию в висках, ноги подгибались, словно были резиновые. От падения его спасала только трость.
– Может, уже хватит? – взмолился он.
– Еще несколько шагов, – сказала Анастасия.
– Врачи запретили мне…
– А я разрешила, – бесцеремонно перебила она. – Если что, я поддержу тебя.
– Во мне семьдесят килограммов, не справишься.
– Я должна продемонстрировать? – холодно спросила она.
Алхимик гневно засопел, но не прокомментировал и после короткого отдыха пошел дальше.
– Будет достаточно, если дойдешь до стола, – сказала Анастасия.
– Большое спасибо! Я мог бы еще сделать несколько кругов, и получить перелом в трех местах!
– Не хнычь, ничего с тобой не случится.
