– Да, что-то другое рискованно, а что-то вообще самоубийство. Этот броневик – наш туз в рукаве. Его же никто не видел?
– Только парочка солдат. Я недавно привез его из Петербурга и доставил поездом, на лафете. Все время он был накрыт брезентом и под охраной.
Девушка одобрительно кивнула. От вокзала к площади Саской ведет вспомогательная колея, по которой поставляют довольствие для охраняющих анклав.
– Прекрасно! Ну, что делаем?
Россиянин вздохнул и устало помассировал виски.
– Матушкин, что ты об этом думаешь? – спросил он. – Сможешь управлять этим чудовищем? Ты прошел какой-то курс?
– Видел когда-то Накашидзе
[9], когда у него еще была мастерская в Варшаве, но никогда не управлял броневиком. С другой стороны, это не может быть намного сложнее, чем управление обычным автомобилем, – нерешительно ответил солдат. – К тому же водитель может мне кое-что разъяснить. К сожалению, так или иначе, нужно решить определенные проблемы.
– А именно? – спросила девушка.
– Даже если я смогу вести броневик, а господин полковник займет место стрелка, кто будет вращать башню. На случай столкновения. Для этого служит специальный механизм, но…
– Может, я смогу научиться? – вмешался алхимик. – У нас есть немного времени на подготовку. А что за Накашидзе?
– Конструктор этого броневика, – коротко пояснил Самарин.
– Ваше высокоблагородие, если мы решили, то нужно начать обучение прямо сейчас, – произнес Матушкин.
– Идите, – сказал офицер. – Только экономьте бензин, у нас его немного.
Рудницкий с трудом удерживал равнодушное выражение лица, возможность управлять бронированным колоссом вызывала в нем почти детское возбуждение. Имела значение и безопасность, одно дело пробираться по улицам анклава нескольким людям, а другое, ехать под защитой брони с огневой мощью. Он почти не таил зла на Анастасию за идею с засадой.
* * *
Рудницкий кутался в плащ, утренний холод особенно ощущался на первом этаже, где во время штурма выбили почти все окна. Ну и ничего странного, ведь на дворе декабрь. Они дежурили по двое, сейчас пришла его очередь и Анастасии. Только девушка была в другой части здания.
Алхимик снял рукавицы и попытался дыханием нагреть заледеневшие пальцы. Безрезультатно. Слой заледеневшего снега на подоконниках и мостовой означал, что температура упала ниже нуля. Откуда-то издалека донесся глухой грохот, похожий на звук проехавшего поезда, и снова вокруг воцарилась неестественная, мертвая тишина. Восходящее солнце окрашивало пурпуром покрытые инеем крыши, иногда мелькали черные тени. Птицы были единственными живыми существами, появляющимися вблизи каменицы. Словно жители анклава ощущали угрозу, исходившую от нее.
Хриплое карканье вырвало Рудницкого из сонного отупения. Вороны. Снова. Через мгновение алхимик замер, его встревожил тихий хруст. Тонкая ледяная корка ломалась под легким нажимом, и этого точно не могла сделать птица. Кто-то крался под стеной каменицы.
Рудницкий быстро отступил в глубь помещения, достаточно было выйти в коридор и подняться по ступеням: Самарин и его подчиненный отдыхали в комнате на втором этаже.
Шелест, идущий в этот раз из коридора, дал понять алхимику, что путь отрезан. Рудницкий задержал дыхание и вытащил револьвер, однако остановился на полдороге: если он выстрелит, то предупредит своих спутников, но привлечет к себе внимание неприятеля. Если ничего не делать, они захватят россиян врасплох и, возможно, убьют…
Металлический щелчок взведенного оружия сказал о том, что у него нет времени на обдумывание решения. Рудницкий спрятал револьвер и сжал кулаки. Если бы у него был хотя бы нож…
Он выглянул в коридор: широкоплечий мужчина подошел к лестнице, держа винтовку наготове. Его поза и движения выдавали знатока своего дела. Рудницкий в отчаянии огляделся, но поблизости не было никакого предмета, который бы ему помог в битве. Ну, разве что метелка из перьев или подставка для шляпы. Остался только один вариант.
Алхимик сделал глубокий вдох и прошептал слово силы. Т’ЦХАААНГ зашипело у него во рту и выскочило, все сомнения, запреты и внушаемые годами принципы исчезли, словно капля воды на разогретой плите. Рванув за ворот, он повалил противника, наступил ему на грудь коленом и несколько раз приложил головой об пол. Мужчина не сопротивлялся, ошеломленный внезапной атакой и сбитый с толку падением.
Рудницкий перевернул обмякшее тело и отобрал винтовку. Оружие немного рассказало ему о нападающем, обычная винтовка Мосина с укороченным стволом. Хороший выбор для сражения в городе, где стреляют преимущественно с нескольких десятков метров.
Какая-то тень на мгновение закрыла вход, Рудницкий вскинул винтовку одним плавным движением. И нажал на курок.
Выстрел заложил ему уши, ладонь обожгла горячая гильза. Мужчина в надвинутой глубоко на глаза кепке согнулся пополам и рухнул на каменные плиты. «Это уже второй, – с удивительным хладнокровием подумал алхимик. – Интересно, это все?»
Топот на лестнице – и через мгновение в коридоре появился Матушкин. Босиком и в портках, но с винтовкой в руках. Солдат побежал к выходу и, не боясь мороза, выскочил на улицу.
– Больше никого не видно, – доложил он.
Самарин, вбежавший в комнату следом за ним, уже склонился над заваленным алхимиком противником.
– Ты чуть не размозжил ему голову, – недовольно заявил он. – На будущее попробуй быть осторожней, нам нужен кто-то, кто ответит на наши вопросы, а не очередной труп. Как тот второй? – спросил он Матушкина.
– Пуля попала точно в сердце, – ответил солдат. – Я же говорил, что Олаф Арнольдович делает успехи.
– Естественно, – согласилась с ним Анастасия.
Девушка появилась из ниоткуда, словно по взмаху волшебной палочки.
– И как? – спросила она Рудницкого. – Не так больно было, как раньше?
Алхимик исследовал языком десны и сглотнул слюну.
– Немного, – признался он. – Но почти не кровоточило.
– Чудесно!
– Ты произнес слово? – заинтересовался полковник.
Рудницкий кивнул.
– И как было? Ну, знаешь, на практике?
– Не почувствовал ничего необычного, – пожал плечами алхимик. – Просто был настроен их остановить.
– Естественно, ничего необычного, – фыркнул Самарин. – Особенно при твоих умениях. А скорее, при их отсутствии. Но об этом позже поговорим, сейчас надо привести в сознание этого. И выслушать. Матушкин, помоги его поднять!
