Мы размышляли о том, что значит: последовать за Христом; теперь же давайте подумаем о том, какая в этом радость.
Мой слушатель! Если ты вообразишь себе юношу, стоящего у начала своей взрослой жизни, – юношу, перед которым открываются многие пути и который спрашивает себя о том, на какое поприще он хотел бы вступить; разве не старается он тогда точно узнать, куда ведет каждый отдельный путь, или, что то же самое, ищет узнать, кто прежде ходил уже этим путем. Тогда мы ему называем известные, славные, громкие имена тех, память о ком сохраняется среди людей. Вначале, возможно, мы называем много имен, чтобы юноша мог выбрать из них, сообразуясь со своими возможностями, чтобы примеры, предлагаемые ему, были перед ним в изобилии; но затем он, движимый внутренней необходимостью, делает хотя бы и малый, но выбор, и так выбирает до тех пор, пока наконец для него не останется лишь одно, одно-единственное имя, которое в его глазах и для его сердца имеет преимущество перед всеми прочими. И тогда сердце юноши бурно бьется, когда он восторженно называет это для него единственное имя и говорит: этим путем я пойду, ведь этим путем шел он!
Мы не желаем теперь отвлекаться или терять время, называя множество имен; ведь есть лишь одно только Имя на небе и на земле, одно-единственное, а значит, и один только путь, который следует выбрать, – если ты хочешь выбрать всерьез и сделать верный выбор. Должно быть именно много путей, поскольку человеку надлежит сделать выбор; но также должен быть только один, который следует выбрать, если серьезность вечности тяготеет над этим выбором. Когда, выбирая, можно с равным успехом выбрать как одно, так и другое, такой выбор не имеет вечной серьезности; если же над выбором тяготеет серьезность вечности, должно быть безусловно возможно, выбирая, все выиграть и все потерять, – хотя, как было сказано, должна быть и возможность выбрать нечто иное для того, чтобы выбор был выбором.
Есть одно только Имя на небе и на земле, один только Путь, один только Образ. Тот, кто выбирает следовать за Христом, он выбирает Имя, которое выше всякого имени
[72], выбирает Образ, который вознесен превыше небес, но который столь человечен, что он может служить примером для человека, и этот Образ именуется высочайшим и на небе, и на земле. Есть ведь имена и примеры, которые славятся лишь на земле, но высочайшее, единственное Имя должно ведь как раз отличаться этим исключительным качеством, которое, в свою очередь, свидетельствует о нем как о единственном: оно славится и на небе, и на земле. Это Имя Господа нашего Иисуса Христа. Но разве не радостно тогда, что тебе позволено выбрать идти тем же путем, каким шел Он! Ах, в сбившейся и сбивающей с толку речи этого мира простое и серьезное слово об этом на беду обращается чуть ли не в шутку. Человек, который стяжал величайшую в мире власть, гордо называет себя последователем Петра
[73]. Но быть последователем Христа! Да, гордость этим не соблазнишь; это в равной мере доступно самому могущественному и самому малому, самому умудренному и самому простому, и ведь блаженны как раз малые и простецы. И разве это столь уж замечательно – возвыситься над всеми людьми; разве это, напротив, не безотрадно! Так ли уж это замечательно – есть на серебре, когда другие голодают; жить во дворцах, когда другие не имеют даже крыши над головой; быть образованным, когда это недоступно никому из простых людей; сделать себе имя, понимая, что для тысяч и тысяч это исключено; так ли уж это замечательно! И если бы это завидное в земной жизни отличие было бы высочайшим, разве не было бы это бесчеловечным, и разве не была бы тогда жизнь невыносимой для этих счастливцев! Сколь, напротив, все оказывается иначе, если единственная радость – это радость следовать за Христом. Но ведь нет и не может быть радости более высокой, чем радость быть способным воплотить в себе высочайшее; и ничто так не может сделать эту высокую радость чистой, блаженной, уверенной, как эта радостная мысль о небесном милосердии: мысль о том, что это доступно всякому человеку.
Итак, тот, кто избирает следовать за Христом, подвизается на избранном пути. И если ему тогда приходится узнать мир и то, что в мире, силу мира и свою слабость; если брань против плоти и крови становится все более страшной; если путь становится тяжким, многие становятся врагами, а друзьями никто; тогда боль вынуждает его вздохнуть: я иду один! Мой слушатель, если бы ребенок, который только начал учиться ходить, пришел к взрослому, плача, и сказал бы: я хожу один, – разве бы взрослый не сказал тогда: мой малыш, ведь это и замечательно! И то же самое верно, когда следуешь за Христом. На этом пути не просто, – как порой говорят, – чем больше нужда, тем ближе помощь, нет, здесь, на этом пути чем сильнее страдание, тем ближе совершенство. Знаешь ли ты еще какой-нибудь путь, на котором это было бы так? На всяком другом пути верно обратное: когда приходят страдания, их тяжесть все перевешивает, перевешивает настолько, что это даже может означать, что ты выбрал неверный путь. Но на этом пути – на пути, которым человек следует за Христом, – чем выше страдания, тем светлее слава; и вздыхая, путник по сути считает себя блаженным. Смотри, если некто вступает на другой какой-нибудь путь, он должен заранее выяснить, какие трудности могут неожиданно встретиться ему: быть может, он совершит этот путь благополучно и без проблем, но, возможно, на этом пути скопится столько препятствий, что он уже не сможет их преодолеть. Напротив, путь самоотвержения, путь следования за Христом навеки надежен и всегда проходим; на этом пути страдание – радостный признак того, что путь твой верен. Но какая радость может быть больше, чем радость о том, что тебе позволено выбрать лучший путь – путь, ведущий к тому, что выше всего; и какая радость, опять же, может сравниться с этой, если не радость о том, что этот путь навеки надежен и всегда проходим!
Однако в том, чтобы следовать за Христом, есть и еще одна радость, еще одно блаженство. Ведь Он идет, как было сказано, не рядом с последователем и не прямо перед ним, но Он прежде прошел этот путь, и в этом радостная надежда последователя: последовать за Ним. Одно дело следовать за Ним путем самоотвержения, и это тоже радостно, другое – следовать за Ним в блаженстве. Когда смерть разлучила двух любящих, и вот, второй из них умирает, мы говорим: она последовала за ним, он ушел первым. Так и Христос ушел первым, и не только так, ведь Он пошел приготовить последователям место.
Когда мы говорим о человеке-предшественнике, тогда речь может идти о том, что он, пройдя некий путь, сделал его легче для того, кто следует за ним; и если путь, о котором идет речь, связан с чем-то земным, временным, несовершенным, то возможно, что для последователей этот путь станет вовсе легок. Однако для христианина, который следует совершенным путем самоотвержения, такого облегчения нет; этот путь всегда остается по существу одинаково труден для всякого последователя Христова. И все же совсем в другом смысле Христос, пройдя первым этот путь, дарует подобное облегчение: пойдя первым, Он приготовил последователям не путь, но Он, пойдя вперед, приготовил последователям место на Небе. Человек-предшественник изредка может по праву сказать: теперь вслед за мной идти весьма легко, путь проложен и приготовлен и врата широки; Христос, напротив, мог бы сказать: смотри, для тебя все приготовлено на Небе, – если только ты готов войти в тесные врата самоотвержения и последовать этим узким путем.
