Это присущее образу различие точнее всего выявляется там, где речь идет одновременно о пути как простой дороге и о пути в духовном смысле. Так, когда мы читаем Св. Евангелие о милосердном самарянине
[121], в нем идет речь о пути между Иерихоном и Иерусалимом; в нем рассказывается по меньшей мере о трех, а на самом деле о пяти людях, которые шли одним путем, «тою дорогою», тогда как в духовном смысле, напротив, можно сказать, что каждый шел своим путем, – да, дорога для них не различна, различие здесь духовное, и это – различие путей. Первый был человек, который мирно ехал по пути из Иерихона в Иерусалим – возможно, с поручением, возможно, с благочестивым намерением, во всяком случае, это был человек, который мирно ехал дозволенным путем. Другой был разбойник, который шел «тою дорогою» – и, однако, путем беззакония. После того шел священник «тою дорогою», он видел несчастного, на которого напал разбойник, его, возможно, на минуту это тронуло, но он тем не менее продолжил идти этим привычным путем легкомыслия, быстро проникаясь впечатлениями, но без глубины. Затем шел левит «тою дорогою»; он видел несчастного, но не был тронут и пошел, продолжая свой путь, – ах, дорога не принадлежала никому из тех, кто ехал по ней, и однако левит пошел «тою дорогою» своим путем – путем эгоизма и жестокосердия. Наконец, пришел туда самарянин «тою дорогою»; он нашел несчастного на пути милосердия, он показал своим примером, как идут путем милосердия, он показал, что в духовном смысле путь есть именно то, как им идут. Поэтому Евангелие говорит наставляемому: «Иди, и ты поступай так же», – то есть, когда ты идешь по пути так, как этот самарянин, тогда ты идешь путем милосердия, ведь путь между Иерихоном и Иерусалимом не имеет никакого преимущества в смысле оказания милосердия. Все произошло на одном пути, на «той дороге», и все же путь одного был путем дозволенным, другого – путем беззакония, третьего – путем легкомыслия, четвертого – путем жестокосердия, пятого – путем милосердия; было пять шествующих, которые шли, по слову Евангелия, «тою дорогою», и однако каждый шел своим путем.
Итак, различие здесь духовное, и это различие путей: того, как люди идут по жизненному пути. Если с путем сравнивают жизнь в ее всеобщности, жизнь вообще, тогда этот образ выражает только всеобщее, то, что относится ко всякому живущему постольку, поскольку он живет, – так что все идут одним и тем же путем, все находятся на жизненном пути. Но когда появляется серьезность в отношении жизни, тогда встает вопрос о том, как следует идти, чтобы на жизненном пути идти верным путем. Об этом спрашивает тогда путник, задавая вопрос не как в других случаях: где проходит этот путь, – но спрашивая: как идут этим путем и как следует идти. Однако просто для того, чтобы неуклонно именно так ставить вопрос, требуется некое присутствие духа, ведь нетерпение охотно готово обманываться и, говоря о пути в духовном смысле, все равно спрашивать: где пролегает путь, – как будто дело здесь обстоит точно так же, как когда путник находит проселочную дорогу. И мирская мудрость охотно готова обманывать, снова и снова отвечая на вопрос: где пролегает путь, – тогда как проблема здесь в том, что в духовном смысле путь есть то, как им идут. Мирская мудрость быстро тогда находит, что путь идет через Гарицим, или через Мориа
[122], или что он идет через то или иное знание, или что путь – это какое-то положение в учении, или же какое-то внешнее делание; и люди не хотят тогда признать в самих себе, что все это обман – ведь путь – это то, как им идут. Ведь, как говорит Писание, двое могут спать на одной постели, один возьмется, а другой останется
[123]; двое могут войти в один и тот же дом Божий, один пойдет домой спасенным, другой – заблуждаясь
[124]; двое могут произносить одно и то же исповедание веры, один может спастись, другой – погибнуть. Как возможно такое, если не в силу того, что знать, где проходит путь, понимаемый в духовном смысле, – это обман, – ведь путь – это то, как им идут.
Но даже тот, кто научился ставить вопрос правильно: как следует идти, – спрашивает, впрочем, еще об одном: куда ведет путь. Всякая похвала совершенству пути может ведь ничего не значить, если путь не ведет к совершенству, – ах, чем совершеннее был бы путь, который однако вел бы к погибели, тем печальней. И с другой стороны, как бы ни было тяжко идти, каких бы трудов ни стоило это, – если путь ведет к совершенству, идти им все равно радостно.
Так как же идут путем совершенства? Ведь путем удовольствия идут легко, словно в танце; путем почета идут гордо с увенчанной головой; податливым путем удачи идут так, что поддаются исполнению все желания. Но как идут путем совершенства? Тот, кто спрашивает всерьез, тот, кто стоит на пути и спрашивает о древних тропах, тот должен получить также серьезный ответ, древний ответ: что этот путь тесен, что человек идет путем совершенства, терпя тесноту. Обратишься ли ты за советом к Писаниям Ветхого или Нового Завета, в этом вопросе в них царит единомыслие; есть много ответов, но все они говорят об одном, так что ответ везде один, лишь голоса тех, кто дает его, различны, чтобы с помощью этого различия ответ мог достичь различных людей. В Писании столь определенно и явно царит единомыслие в том, что путь совершенства есть тесный путь, что, быть может, ни о чем другом в Писании нет столько мест, которые все говорят об одном: о том, что, «если ты приступаешь служить Господу Богу, то приготовь душу твою к искушению» (Сирах. 2, 1), что «многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие», что «нам суждено» страдать (1 Фес. 3, 3), и так далее.
Именно поэтому мы не станем приводить здесь какое-то отдельное место Библии, но лучше будем держаться полноты и целостности общего для всего Писания учения о том, что путем совершенства идут, терпя тесноту, и к назиданию страдающего (ведь эти беседы – Евангелие страданий) поразмыслим о том, какая радость в том,
что это не путь тесен, но сама теснота является путем.
Итак, путем совершенства идут, терпя тесноту; и предметом беседы является радость, которая присутствует для страдающего в этой мысли. Так что эта беседа – не увещание о том, как следует идти тесным путем, но благовестие радости страдающему – радости, что теснота есть как, которое указывает путь совершенства. В духовном смысле путь есть то, как им идут. Что отличает тогда путь совершенства, то есть как идут путем совершенства? Идут, терпя тесноту. Это первое как, второе же: как следует идти этим тесным путем. Ясно, что это второе никогда – ни в начале, ни в конце – нельзя забывать, но ведь здесь оно отнюдь не забыто, напротив, мы о нем помним, да и страдающий будет подвигаем помнить о нем, если он верно нашел для себя радость в том, что путь совершенства лежит в тесноте, – он, кто, страдая, терпит как раз тесноту.
Если путем является сама теснота, тогда вот в чем радость: в том, что тем самым страдающему сразу ясно, и он сразу определенно знает, в чем здесь состоит задача, так что ему нет нужды употреблять какое-то время, нет нужды тратить силы на раздумья о том, не должна ли задача состоять в чем-то другом.
