3. Разумность чистого здравомыслия
Но в чистом здравомыслии понятие есть то, что единственно действительно; и эта третья сторона веры: быть предметом для чистого здравомыслия, есть в собственном смысле то отношение, в котором здесь выступает вера. – Само чистое здравомыслие следует рассмотреть точно так же, во-первых, в себе и для себя, во-вторых, в отношении к действительному миру, поскольку оно положительно, а именно как суетное сознание еще имеется налицо, и, в-третьих, в указанном отношении к вере.
Что такое чистое здравомыслие в себе и для себя, мы видели; подобно тому как вера есть покоящееся чистое сознание духа как сущности, здравомыслие есть самосознание его; оно знает поэтому сущность не как сущность, а как абсолютную самость. Оно, следовательно, направлено к тому, чтобы снять всякую «иную» для самосознания самостоятельность, будет ли это самостоятельность того, что действительно, или того, что в себе суще, и к тому, чтобы возвести ее в понятие. Оно есть не только достоверность обладающего самосознанием разума относительно того, что он есть вся истина, но оно знает, что это так.
Но в том виде, в каком выступает его понятие, последнее еще не реализовано. Его сознание поэтому выступает еще как нечто случайное, единичное, и то, что для него есть сущность, предстает, как цель, которую оно должно претворить в действительность. У него есть лишь умысел (Absicht) – чистое здравомыслие (Einsicht) в общем виде, т. е. все, что действительно, возвести в понятие, и притом в некоторое понятие во всех самосознаниях. Этот умысел чист, ибо он имеет содержанием чистое здравомыслие; и это здравомыслие столь же чисто, ибо его содержание есть лишь абсолютное понятие, которое не имеет противоположности в предмете и которое в самом себе не ограничено. В неограниченном понятии непосредственно содержатся обе стороны: что все предметное имеет только значение для-себя-бытия, самосознания, и что это последнее имеет значение некоторого всеобщего, что чистое здравомыслие становится достоянием всех самосознаний. Эта вторая сторона намерения постольку есть результат образованности, поскольку в ней пропали как различия предметного духа, т. е. части и определения его мира, выраженные в суждении, так и те различия, которые проявляются в качестве первоначально определенных натур. – Гений, талант, особые способности вообще принадлежат миру действительности, поскольку у этого мира есть еще одна сторона – быть духовным животным царством, которое во взаимно применяемом насилии и в хаосе борется за существа реального мира и обманывается. Различия, правда, имеют в нем место не как честные especes; индивидуальность не довольствуется недействительным делом и не имеет особого содержания и собственных целей. Она считается лишь чем-то общезначимым, а именно образованным; и различие сводится к меньшей или большей энергии – к различию величин, т. е. к различию несущественному. Но эта последняя разница пропала в том, что различие в совершенной разорванности сознания обратилось в абсолютно качественное различие. То, что здесь для «я» есть «иное», есть лишь само «я». В этом бесконечном суждении уничтожена вся односторонность и самобытность первоначального для-себя-бытия; самость знает, что в качестве чистой самости она имеет своим предметом себя; и это абсолютное равенство обеих сторон есть стихия чистого здравомыслия. – Последнее есть поэтому простая внутри себя не различенная сущность и точно так же всеобщее творение и всеобщее обладание. В этой простой духовной субстанции самосознание точно так же во всяком предмете сообщает себе и сохраняет сознание «этой» своей единичности или действования, как и обратно, индивидуальность сознания здесь равна себе самой и всеобща. – Это чистое здравомыслие, стало быть, есть дух, который взывает ко всякому сознанию: будьте для себя самих тем, что вы все есть в себе самих, – будьте разумными.
II. Просвещение
Специфический предмет, на который чистое здравомыслие направляет силу понятия, есть вера как форма чистого сознания, противостоящая здравомыслию в той же стихии. Но чистое здравомыслие находится также в соотношении с действительным миром, ибо оно, как и вера, есть возвращение из действительного мира в чистое сознание. Посмотрим прежде всего, какова его деятельность по отношению к нечистым намерениям (Absichten) и превратным взглядам (Einsichten) этого мира.
Выше уже упоминалось о покоящемся сознании, которое противостоит этому круговороту, внутри себя растворяющемуся и возрождающемуся; оно составляет сторону чистого здравомыслия и намерения. Но в это спокойное сознание не входит, как мы видели, особенный взгляд на мир образованности; этот мир, напротив, сам обладает мучительнейшим чувством и истиннейшим здравым взглядом на себя самого – чувством того, что он есть разложение всего укоренившегося, словно он колесован во всех моментах своего наличного бытия и все кости у него раздроблены; точно так же он есть язык этого чувства и критикующая остроумная речь обо всех сторонах своего состояния. Чистое здравомыслие не может поэтому проявить здесь собственной деятельности и иметь собственное содержание и, следовательно, может вести себя только как формальное верное постигание этого собственного остроумного взгляда на мир и его язык. Так как этот язык рассеян и критика есть вздорная минутная болтовня, тотчас же забываемая, а целое существует только для некоторого третьего сознания, то последнее может различаться как чистое здравомыслие только благодаря тому, что оно собирает вместе указанные рассеивающиеся черты в некоторую общую картину и делает их затем взглядом всех.
Этим простым средством здравомыслие приведет к прекращению хаоса этого мира. Ибо оказалось, что не массы, определенные понятия и индивидуальности составляют сущность этой действительности, а что она имеет свою субстанцию и опору единственно в духе, который существует в качестве суждений и дискуссий, и что только заинтересованность в том, чтобы иметь содержание для этого резонерства и болтовни, сохраняет целое и массы его расчленения. В этом языке здравомыслия его самосознание еще есть для себя некоторое для-себя-сущее, «это» единичное; но суетность содержания есть вместе с тем суетность самости, имеющей об этом содержании суетное знание. Так как спокойно постигающее сознание из всей этой остроумной болтовни суетности собирает вместе наиболее меткие и вскрывающие суть дела формулировки, то вместе с прочей суетностью наличного бытия пропадает душа, еще поддерживающая это целое, – тщеславие остроумной критики. Это собрание [указанных формулировок] показывает большинству более проницательную, или всем – по меньшей мере более разнообразную остроту ума, чем их собственная, а также претензию на всеобъемлющее знание и способность критиковать вообще как нечто всеобщее, а теперь и общеизвестное; тем самым теряется единственный интерес, который еще имелся, и единичное разумение растворяется во всеобщее здравомыслие.
Но над суетным знанием еще прочно высится знание о сущности, и чистое здравомыслие проявляется в подлинной деятельности лишь постольку, поскольку оно выступает против веры.
