(β) Нравственное взаимоотношение мужчины и женщины как брата и сестры
Божественный закон, господствующий в семье, в свою очередь также содержит различия внутри себя, соотношение которых составляет живое движение его действительности. Но из трех отношений – мужа и жены, родителей и детей, брата и сестры – прежде всего отношение мужа и жены есть непосредственное познавание себя одного сознания в другом и познавание взаимной признанности. Так как это отношение есть природное познавание друг друга, а не нравственное, то оно есть лишь представление и образ духа, а не сам действительный дух. – Но представление или образ имеет свою действительность в ином, чем это отношение; вот почему это отношение имеет свою действительность не в себе самом, а в ребенке – в «ином», становление которого оно есть и в котором оно само исчезает; и эта смена следующих одно за другим поколений получает свое постоянство в народе. – Благоговение мужа и жены друг перед другом, стало быть, смешано с природным взаимоотношением и с чувством, и самому их отношению не присуще возвращение в себя; то же самое и со вторым отношением, с благоговением родителей и детей друг перед другом. Благоговение родителей перед их детьми вызывается умилением тем, что у них есть сознание о своей действительности в «ином», и тем, что они видят возникновение в нем для-себя-бытия, не получая его обратно; оно остается некоторой чуждой, собственной действительностью; – благоговение же детей перед родителями, напротив того, вызывается умилением тем, что они обязаны своим возникновением или своим «в себе» некоторому «иному», что исчезает, и что они достигают для-себя-бытия и собственного самосознания лишь благодаря отделению от источника – отделению, при котором этот источник иссякает.
Оба эти отношения остаются внутри процесса перехода и неравенства сторон, которые участвуют в них. – Но между братом и сестрой имеет место беспримесное отношение. Они – одной и той же крови, которая, однако, в них пришла в состояние покоя и равновесия. Поэтому они не вожделеют друг друга, они не дали один другому этого для-себя-бытия и не получили его друг от друга, а они друг по отношению к другу – свободные индивидуальности. В лице сестры женское начало обладает поэтому высшим предчувствием нравственной сущности; до сознания и действительности ее оно не доходит, потому что закон семьи есть в-себе-сущая внутренняя сущность, которая не выявлена для сознания, а остается внутренним чувством и освобожденным от действительности божественным началом. С этими пенатами связано женское начало, которое созерцает в них, с одной стороны, свою всеобщую субстанцию, а с другой стороны, свою единичность, однако созерцает таким образом, что это отношение единичности в то же время не есть природное отношение чувственного влечения. – В качестве же дочери женщине приходится с естественным волнением и нравственным покоем смотреть на то, как исчезают родители, ибо лишь ценою этого отношения она приходит к тому для-себя-бытию, к какому она способна; в родителях, стало быть, она не может положительно созерцать свое для-себя-бытие. – Но отношения матери и жены обладают единичностью отчасти как нечто природное, свойственное чувственному влечению, отчасти как нечто негативное, усматривающее в единичности только свое исчезновение, отчасти именно поэтому эта единичность есть нечто случайное, что может быть заменено другой единичностью. В обители нравственности не «этот» муж, не «это» дитя, а некий муж, дети вообще, – не чувство, а всеобщее, суть именно то, на чем основываются эти отношения женщины. Отличие ее нравственности от нравственности мужчины в том именно и состоит, что в своем определении для единичности и в своем чувственном влечении она остается непосредственно общей, а единичности вожделения остается чуждой; напротив того, в мужчине обе эти стороны расходятся, и так как он как гражданин обладает сознающей себя силой всеобщности, он этим приобретает себе право вожделения и в то же время сохраняет за собой свободу от него. Когда, стало быть, к этому отношению жены примешана единичность, нравственность этого отношения – не чиста; поскольку же она чиста, единичность безразлична, и жена не нуждается в моменте признания ее «этой» самостью в «ином». – Но брат для сестры есть покоящаяся равная сущность вообще, ее признание в нем чисто и свободно от примеси природного отношения; поэтому безразличия единичности и нравственной случайности последней в этом отношении нет; зато момент признающей и признаваемой единичной самости может здесь утверждать свое право, потому что он связан с уравновешенностью крови и свободным от вожделения отношением. Потеря брата поэтому для сестры незаменима, и ее долг перед ним – долг самый высокий.
(γ) Переход обеих сторон, то есть божественного и человеческого закона, друг в друга
Это отношение в то же время есть граница, на которой растворяется замкнутая в себе семья и выходит за свои пределы. Брат есть та сторона, с которой дух семьи превращается в индивидуальность, обращающуюся к другому и переходящую в сознание всеобщности. Брат покидает эту непосредственную, стихийную и потому, собственно говоря, негативную нравственность семьи, чтобы приобрести и создать действительную нравственность, сознающую себя самое.
Из божественного закона, в сфере которого он жил, он переходит к закону человеческому. Сестра же становится, или жена остается во главе дома и хранительницей божественного закона. Таким именно образом оба пола преодолевают свою природную сущность и выступают в своем нравственном значении как разные начала, распределяющие между собой оба различия, которые сообщает себе нравственная субстанция. Обе эти всеобщие сущности нравственного мира обладают поэтому своей определенной индивидуальностью в природно различенных самосознаниях, потому что нравственный дух есть непосредственное единство субстанции и самосознания – непосредственность, которая, следовательно, со стороны реальности и различия в то же время выступает как наличное бытие некоторого природного различия. – Это та сторона, которая в облике реальной для себя индивидуальности, в понятии духовной сущности, обнаружилась в качестве первоначально-определенной натуры. Этот момент теряет неопределенность, которая там еще была у него, а также случайную разность склонностей и способностей. Теперь он – определенная противоположность двух полов, природность которых получает в то же время значение их нравственного определения.
Различие полов и их нравственного содержания все же остается в единстве субстанции, и именно его движение и есть перманентное становление их. Мужчина высылается духом семьи в общественность и обретает в этой последней свою обладающую самосознанием сущность; как семья благодаря этому имеет в ней свою всеобщую субстанцию и устойчивое существование, так общественность, наоборот, имеет в семье формальную стихию своей действительности, а в божественном законе – свою силу и подтверждение. Ни семья, ни общественность не есть, однако, в себе и для себя; человеческий закон в своем живом движении исходит из божественного закона, закон, действующий на земле, – из подземного, сознательный – из бессознательного, опосредствованно – из непосредственности, – и точно так же возвращается туда, откуда исходил. Подземная сила, напротив, имеет свою действительность на земле; благодаря сознанию она становится наличным бытием и деятельностью.
