Появилась лапа: маленькая пятипалая рука, покрытая блестящим мехом. Затем вторая, обе схватились за края прорехи и разорвали кокон. Оно вышло на свет, разбрасывая шелуху маленькими человеческими шажочками, и улыбнулось во весь рот.
Существо напоминало обезьянку – маленькую, мягкую и поблескивающую. За его человеческими губами скрывались человеческие зубки. Круглые пружинистые ножки заканчивались ступнями младенчика, а от крыльев не осталось и следа. Глаза были цвета ее глаз. Гладкую кожу млекопитающего на круглом личике заливал слабый здоровый румянец.
Оно подпрыгнуло, и Роза увидела розовый язычок, существо принялось громко бормотать, произнося нечто похожее на слоги человеческой речи.
Оно подскочило и обняло ее ногу. Паучья Роза чувствовала страх, изумление и невероятное облегчение. Она погладила мягкий и идеальный поблескивающий мех на твердой голове.
– Пушок, – сказала она. – Я рада. Я очень рада.
– Ва-ва-ва, – сказало оно, подражая ее интонации голоском ребенка. Потом отскочило обратно к кокону и с улыбкой начало его поедать, хватая пленки обеими руками.
Теперь она понимала, почему Инвесторы неохотно расстались с любимцем. Это был товар фантастической ценности. Генетический артефакт, способный оценивать эмоциональные потребности и желания инопланетных видов и адаптироваться к ним всего за несколько дней.
Она задумалась о том, как Инвесторы вообще могли его отдать, если все знали о способностях зверька. Как минимум она сомневалась в том, что они полностью разобрались в сложных данных, которые передали вместе с ним. Весьма вероятно, они приобрели своего любимца у других Инвесторов, в его рептильей форме. И возможно (от этой мысли по спине Розы пробежал холодок), что зверек старше всей расы Инвесторов.
Она уставилась на него: в его чистые, бесхитростные, доверчивые глаза. Он схватил ее за пальцы теплыми жилистыми ручонками. Не в силах удержаться, Роза прижала питомца к себе, и тот забормотал от удовольствия. Да, он легко мог прожить сотни или тысячи лет, распространяя любовь (или равносильные эмоции) среди десятка разных видов.
И кто мог причинить ему вред? Даже у самых опустившихся и зачерствевших представителей ее собственного вида были тайные слабости. Она помнила истории об охранниках в концентрационных лагерях, которые недрогнувшей рукой уничтожали мужчин и женщин, но зимой исправно подкармливали голодных птичек. Страх порождал страх и ненависть – но как можно чувствовать страх или ненависть к этому созданию или сопротивляться его гениальным силам?
Оно не было разумным; разум ему и не требовался. Еще оно было бесполым. Способность размножаться подкосила бы товарную ценность. Кроме того Роза сомневалась, что нечто настолько сложное могло вырасти в утробе. Не иначе как его гены строили спикула за спикулой в какой-то невообразимой лаборатории.
Тянулись дни и недели. Способность питомца улавливать настроение хозяина казалась сродни чуду. Когда нужно, он всегда был рядом, а когда нет – исчезал. Иногда Роза слышала, как он бормочет себе под нос, выделывая странные акробатические трюки или гоняя и поедая тараканов. Он никогда не хулиганил, а в редких случаях, когда ронял еду или что-нибудь сдвигал, незаметно прибирался за собой. Он оставлял маленькие безобидные фекальные капсулы в том же переработчике, которым пользовалась она.
Это были единственные признаки не совсем животного мышления. Раз – и только раз – он ей подражал, повторив предложение буква в букву. Она пришла в шок, а он тотчас почувствовал реакцию. С тех пор он больше не попугайничал.
Спали они в одной кровати. Иногда во сне Роза чувствовала, как он легонько тыкается теплым носом, обнюхивая ее кожу, словно питомец мог учуять через поры подавленные настроения и эмоции. Иногда он тер ей шею или давил на спину своими маленькими твердыми ручками, и в благодарность где-нибудь в теле обязательно расслаблялись напряженные мускулы. Днем она такого не допускала, но ночью, во сне ее дисциплинированность давала сбой, и между ними воцарялся тайный сговор.
Инвесторов не было больше шестисот дней. Она смеялась при мысли о своей будущей сделке.
Паучью Розу больше не пугал звук собственного смеха. Она даже снизила дозировки супрессантов и ингибиторов. Питомец казался намного счастливей, когда счастлива она, и с ним рядом древняя грусть переносилась намного легче. Одна за другой Роза начала пересматривать старые травмы и обиды, прижимая к себе питомца и роняя слезы исцеления на его поблескивающий мех. Одну за другой он слизывал слезы, чувствовал их эмоциональную химию, принюхивался к дыханию и коже, обнимал, пока хозяйку сотрясали рыдания. Воспоминаний оказалось так много. Она чувствовала себя старой, ужасно старой, но в то же время испытывала новое ощущение цельности, позволявшее выдержать возраст. В прошлом она много чего наделала – много жестокого, – и никогда не сталкивалась с беспокойством от чувства вины. Раньше она перемалывала его в труху.
Теперь же впервые за десятилетия в Паучьей Розе стало пробуждаться ощущение цели в жизни. Ей снова захотелось увидеть людей – десятки людей, сотни людей, кто будет ей восхищаться, защищать ее, считать важной, о ком можно заботиться, с кем безопаснее, чем всего с одним компаньоном…
* * *
Станция-паутина вошла на самый рискованный участок орбиты, пересекавшийся с плоскостью Колец. Здесь у Розы всегда было полно дел: приходилось принимать дрейфующие куски неочищенных материалов – льда, углесодержащих хондритов, металлической руды, – которые находили и отправляли в ее сторону горнодобывающие роботы-марионетки. В Кольцах водились убийцы: хищные пираты, поселенцы-параноики, которые чуть что, сразу открывали огонь.
На своей обычной орбите, вдали от плоскости эклиптики, она была в безопасности. Но здесь приходилось транслировать приказы, тратить энергию, здесь от мощных разгонных двигателей, прицепленных к пойманным астероидам, оставались предательские следы. Неизбежный риск. Даже самая продуманная станция – не идеально замкнутая система, а станция Паучьей Розы была большой и старой.
Ее нашли.
Три корабля. Сперва Роза пыталась блефовать, послав им стандартное предупреждение о запрете на приближение, перенаправленное через маяк-марионетку. Они нашли его и уничтожили, но примитивные датчики маяка выдали их местоположение и кое-какую смазанную информацию.
Три гладких корабля – радужные капсулы, наполовину металлические, наполовину органические, с длинными рубчатыми солнечными крыльями цвета, как у насекомых, и тоньше, чем пленка нефти на воде. Суда шейперов – бугристые от геодезии сенсоров, шипов магнитных и оптических оружейных систем, длинных грузовых манипуляторов, сложенных, как лапки богомола.
Роза сидела, подключившись к собственным сенсорам, и изучала корабли, принимая ровный ручеек данных: определение дальности, возможные цели, характеристики вооружения. Использовать радар было слишком рискованно; она целилась оптически. Нормально для лазеров, но лазеры – не лучшее ее оружие. Может, один корабль они и собьют, но остальные доберутся до станции. Лучше не высовываться, пока они рыщут по Кольцам, и бесшумно выскользнуть с эклиптики.
