Но ее нашли. Роза видела, как они сложили паруса и активировали ионные двигатели.
Корабли слали радиосигналы. Она вывела их на экран, чтобы эта помеха не забивала голову. Появилось лицо шейпера, выходца из восточной генной линии: гладкие черные волосы, скрепленные сзади инкрустированными заколками, тонкие черные брови над темными глазами с эпикантусом, бледные губы, слегка изогнутые в харизматичной улыбке. Лощеное чистое лицо актера с блестящими безвозрастными глазами фанатика.
– Джейд Прайм, – сказала Паучья Роза.
– Полковник-доктор Джейд Прайм, – сказал шейпер, ткнув в золотую нашивку на воротнике черного военного кителя. – Все еще зовешь себя «Паучьей Розой», Лидия? Или уже стерла это имя из мозга?
– Почему ты солдат, а не труп?
– Времена меняются, Паучиха. Твои старые друзья гасят яркие молодые огоньки, а тем из нас, у кого есть долговременные планы, остается отдавать старые долги. Помнишь наши старые долги, Паучиха?
– Думаешь, ты переживешь эту встречу, а, Прайм? – она почувствовала, как мускулы ее лица скручиваются от свирепой ярости, убить которую не было времени. – Три корабля под управлением твоих собственных клонов. Сколько ты просидел в своем булыжнике, как червяк в яблоке? Все клонируешь и клонируешь. Когда тебе в последний раз позволяла себя коснуться женщина?
Его вечная улыбка скривилась в усмешку, блеснули белые зубы.
– Без толку, Паучиха. Ты уже убила меня тридцать семь раз – а я все возвращаюсь, разве не видишь? Жалкая старая сука, что вообще такое червяк? Какая-то тварь, типа мутанта у тебя на плече?
Она даже не заметила, что питомец здесь, и ее сердце пронзил страх за него.
– Ты подошел слишком близко!
– Тогда стреляй! Прикончи меня, старая заразная идиотка! Стреляй!
– Ты не он! – сказала она вдруг. – Ты не Первый Джейд! Ха! Он мертв, да?
Лицо клона исказилось от ярости. Вспыхнули лазеры, и три обитаемые капсулы Паучьей Розы расплавились, превратившись в шлак и облака металлической плазмы. В мозгу полыхнул последний обжигающий импульс невыносимой яркости с трех расплавленных телескопов.
Она дала стрекочущий залп железными снарядами с магнитным ускорением. Они продырявили первый корабль на шестистах пятидесяти километрах в секунду, из него повалили клубы воздуха и хрупкие облака замерзающей воды.
Два корабля выстрелили. Такое вооружение она еще никогда не видела – и они раздавили две капсулы, как пара гигантских кулаков. Паутина содрогнулась от удара, теряя равновесие. Роза мгновенно поняла, какие оружейные системы остались, и ответила градом из аммиачного льда в металлической оболочке. Он пробил полуорганические борта второго шейперского судна. Крошечные отверстия мгновенно заросли, но команде пришел конец; аммиак испарился внутри, тут же выпуская нервные токсины, приводящие к мгновенной смерти.
У последнего корабля был один шанс из трех попасть в ее командный центр. Двести лет удачи Паучьей Розы подошли к концу. Контрольная панель ужалила руки разрядами. Весь свет на станции погас, компьютер сдох. Паучья Роза вскрикнула и стала ждать смерти.
Смерть не наступила.
От тошноты во рту появился привкус желчи. В темноте Роза открыла ящик и наполнила мозг жидкой безмятежностью. Тяжело дыша, откинулась в кресле у консоли, раздавив панику.
– Электромагнитный импульс, – сказала она. – Лишил меня всего.
Питомец проворковал несколько слогов.
– Он бы нас уже прикончил, если бы мог, – ответила она ему. – Должно быть, когда рухнул мейнфрейм, сработала защита других секций.
Она почувствовала толчок – питомец подскочил у нее на коленях, дрожа от ужаса. Она рассеянно обняла его, потерла тонкую шейку и сказала в темноту:
– Посмотрим. Ледяных токсинов нет – я управляла ими отсюда, – она выдернула из шеи бесполезный штепсель и оттянула халат от мокрых ребер. – Значит, спрей. Славное густое облако раскаленной ионизированной металлической меди. Вынес все его сенсоры. Он летит вслепую в металлическом гробу. Прямо как мы.
Она рассмеялась.
– Вот только у Старушки Розы остался туз в рукаве, детка. Инвесторы. Они будут меня искать. Его искать некому. А у меня еще остался мой камушек.
Она сидела молча, пока рукотворное спокойствие позволяло думать о немыслимом. Питомец нервно зашевелился, принюхиваясь к ее коже. Под ласками он слегка успокоился, а ей не хотелось, чтобы он страдал.
Она положила свободную руку ему на рот и с хрустом свернула шею. Центробежная гравитация сохранила ее силы, и он не успел воспротивиться. Финальная дрожь сотрясла его конечности, когда она подняла питомца в темноте, нащупывая сердцебиение. Кончиками пальцев почувствовала последний пульс под тонкими ребрышками.
– Кислорода мало, – сказала она. Раздавленные эмоции попытались взбунтоваться и не смогли. У нее еще оставалось достаточно ингибиторов. – Плесневой ковер сохранит воздух чистым на несколько недель, но без света умрет. И есть его нельзя. Еды мало, малыш. Садов больше нет, и, даже если бы их не взорвали, я бы не смогла доставить сюда пищу. Не могу управлять роботами. Не могу даже открыть шлюзы. Если доживу, они прилетят и вытащат меня. Нужно повышать свои шансы. Это разумно. В таком положении я могу поступать только разумно.
Когда не осталось тараканов – по крайней мере, тех, кого она смогла поймать в темноте, – долгое и темное время она постилась. Потом съела неистлевшую плоть своего питомца, в бреду отчасти надеясь, что отравится.
Впервые увидев ослепительно-синий свет Инвесторов, пробивающийся через сломанный шлюз, она отползла назад на костлявых руках и ногах, прикрывая глаза.
Инвестор был в космическом костюме для защиты от бактерий. Она обрадовалась, что он не чует вонь ее черного склепа. Он обратился к ней на напевном языке Инвесторов, но ее переводчик сдох.
Секунду Роза думала, что ее бросят, оставят здесь голодной, слепой и наполовину облысевшей в паутине выпавших оптоволос. Но ее приняли на борт, облили саднящими антисептиками, выжгли кожу бактериальными ультрафиолетовыми лучами.
Они забрали камень, но это Паучья Роза и так понимала. А теперь они очень хотели узнать, – (и в этом было непросто разобраться) – что же случилось с их любимцем. Трудно было понять их жесты и обрывочный пиджин на основе человеческого языка. Она сделала с собой что-то нехорошее, это она понимала. Передозировка в темноте. Борьба во мраке с огромным черным жуком страха, разорвавшим хрупкое плетение ее паутины. Роза чувствовала себя очень плохо. Внутри нее что-то было не так. Истощенный живот натянулся, как барабан, а легкие сдавливало. Кости как будто находились не на месте. Слезы не шли.
Инвесторы не отставали. Ей хотелось умереть. Хотелось их любви и понимания. Хотелось…
В горле стоял ком. Она не могла говорить. Голова запрокинулась, глаза сузились из-за обжигающего сияния от освещения вокруг. Она слышала безболезненный хруст, с которым ее челюсть выходила из суставов.
