Корделия смотрела на мать круглыми от изумления глазами. Она не ожидала, что Сона встретит ее в таком жизнерадостном настроении. Джеймс на мгновение приподнял брови, черные, как вороново крыло – только крылья ворона не могли выражать сарказм.
– Я с превеликим удовольствием провожу Маргаритку куда и когда угодно.
– Маргаритка, – повторила Сона. – Какое очаровательное имя. Разумеется, ведь вы дружили в детстве, прошло столько лет, и вот вы, взрослые молодые люди, снова воссоединились. Это так замечательно.
Все понятно. Корделия сообразила, что происходит. Джеймс являлся завидным женихом – весьма и весьма завидным женихом. Будучи сыном главы Лондонского Института, он мог в ближайшие несколько лет приобрести большое влияние в обществе, мог даже возглавить Институт – а человек, занимающий этот пост, получал от Конклава в качестве жалованья во много раз больше денег, чем обычный Сумеречный охотник. Кроме того, он был просто очарователен, когда сбрасывал свою Маску, а подобные вещи безотказно действуют на матерей. По просьбе Соны они с Джеймсом поднялись по ступеням к парадной двери; вестибюль был залит теплым желтым светом, откуда-то из глубины дома доносились ароматы блюд, которые готовила Райза.
Сона продолжала осыпать Джеймса восторженными похвалами.
– Восхитительно, – снова и снова повторяла она. – Могу я предложить вам что-нибудь, Джеймс? Может быть, выпьете чаю?
Корделию охватило могучее желание развернуться и убежать, но она испугалась, что в ее отсутствие Сона наговорит Джеймсу невесть чего. А кроме того, она не могла бежать; она решила, что Алистер должен узнать новость от нее, а не из городских сплетен и не от постороннего человека.
Джеймс улыбался. Улыбка его была из тех, что способны сразить наповал добрую половину женского населения Англии.
– До сих пор помню вкус чая, который вы готовили мне в Сайренворте, – говорил он. – С ароматом цветов.
Сона снова просияла.
– Ах да. Чайная ложечка розовой воды, вот в чем заключается секрет приготовления хорошего чая.
– Помню, у вас еще был такой красивый старинный самовар, – продолжал Джеймс. – Латунный, с золотыми инкрустациями.
Сона уже светилась, как маяк.
– Этот самовар я унаследовала от своей матери, – сообщила она. – Увы, он находится где-то среди нераспакованных вещей, но чайный сервиз моей матушки…
– Джеймсу нужно уходить, – твердо заявила Корделия, взяла его за руку и повела вниз по ступеням. – Джеймс, попрощайся.
Джеймс поспешно попрощался с Соной; Корделия молилась про себя о том, чтобы он не заметил недвусмысленного выражения разочарования на лице ее матери. Сона ушла в дом, и девушка выпустила рукав Джеймса.
– А я не знал, что так нравлюсь твоей матери, – заметил Джеймс. – Пожалуй, мне следует почаще заходить к вам в гости, особенно когда я почувствую, что родные и друзья недостаточно высоко ценят меня.
Корделия тяжко вздохнула.
– Боюсь, моя мать с таким же восторгом встретит любого другого свободного молодого мужчину, который прикинется, будто его интересуют чай, самовар и старинный сервиз. Именно поэтому я недавно попросила тебя подобрать мне подходящего жениха, помнишь?
Она постаралась говорить легкомысленным и шутливым тоном, но лицо Джеймса почему-то стало серьезным.
– Помню, – пробормотал он. – Когда все это кончится…
– Да-да, – перебила его Корделия и отступила к крыльцу.
– Но я люблю чай, правда! – воскликнул Джеймс, оставшийся внизу, на тротуаре. – Больше того, я обожаю чай! Я ОБОЖАЮ ЧАЙ!
– Рад за тебя, приятель! – проорал кучер проезжавшего мимо кэба.
Корделия на миг позабыла о своих душевных переживаниях и невольно усмехнулась. Она вошла в дом, закрыла за собой дверь и, обернувшись, увидела, что мать стоит у нее за спиной и восторженно улыбается.
– Красивый юноша, верно? – воскликнула Сона. – Никогда бы не подумала, что он станет таким. Всего несколько лет назад он был неуклюжим долговязым мальчишкой.
– Mâmân, – беспомощно пробормотала Корделия. – Мы с Джеймсом просто друзья.
– «Просто дружба» с таким привлекательным молодым человеком – это напрасная трата времени и сил, – поучительным тоном сказала Сона. – А кроме того, мне не кажется, что он воспринимает тебя как подругу. Он так смотрел на тебя сейчас…
Корделия подняла взгляд к потолку.
– Извини, мне нужно срочно поговорить с Алистером насчет… насчет тренировки, – пробормотала она и взлетела вверх по лестнице.
Дверь в комнату Алистера была приоткрыта. Корделия несколько мгновений постояла в коридоре, прислонившись к косяку и глядя на брата: он ссутулился за письменным столом из сатинового дерева, на котором громоздился целый ворох газет простых людей. Заметив сестру, Алистер оторвался от чтения и потер глаза; видно было, что он очень устал.
– Интересные новости? – спросила Корделия. Она знала, что входить без приглашения не следует, поскольку Алистер поддерживал в своей комнате безукоризненный порядок. Порядок был во всем, начиная от полированного орехового гардероба и заканчивая новенькими голубыми креслами у окна.
– Чарльз говорит, что демонические атаки часто сопровождаются тем, что простые называют «всплеском преступности», – сказал Алистер, перелистывая газету кончиками пальцев, перепачканных типографской краской. – Но, если судить по газетам, в городе не происходит ничего подобного. Даже ни одного сенсационного убийства.
– Вообще-то, я как раз хотела поговорить с тобой о Чарльзе, – пробормотала Корделия.
Алистер поднял голову и взглянул на сестру. Люди часто говорили, что у них одинаковые глаза, почти черные. Радужные оболочки лишь слегка отличались по цвету от зрачков. Что было весьма странно, поскольку глаза у Соны были карие, довольно светлого оттенка, а у Элиаса – голубые.
– О Чарльзе?
Она кивнула.
– Тогда заходи и закрой за собой дверь, – произнес он, откинувшись на спинку кресла.
Корделия сделала, как ей было велено. Комната Алистера была больше ее спальни, и отделана она была в темных тонах, как и приличествует комнате джентльмена: зеленые обои, тусклый персидский ковер. У Алистера имелась коллекция кинжалов, и он привез часть их с собой из Сайренворта. Корделия знала, что это были единственные прекрасные вещи, которыми интересовался Алистер: у одного имелись ножны, украшенные белой и голубой эмалью, другой был инкрустирован золотым орнаментом, изображавшим драконов, птиц и мифические существа цилинь. На стене над умывальником висел кинжал пешкабз, вырезанный из цельного куска слоновой кости, а рядом – арабский кинжал ханджар. Вдоль клинка тянулась надпись на фарси:
«Я так сильно желал получить сверкающий клинок, что мои ребра превратились в кинжалы».
