– Когда я увидела тебя на берегу реки, ты сжимал в пальцах медальон.
– И ты хочешь, чтобы я сказал тебе, почему? – усмехнулся Джесс, и она поняла, что у него возникли те же самые мысли, что и у нее. Люси все это не слишком понравилось. Ей вовсе не хотелось изображать хозяйку Джесса или Джессамины. Наверное, сейчас она должна испугаться, сказала она себе. Она же испытала страх в квартире Гаста, да и у реки тоже.
– Не говори, если не хочешь, – пробормотала Люси.
– Этот медальон повесила мне на шею мать, – сказал Джесс. – В нем заключен мой последний вздох.
– Твой последний вздох?
– Наверное, следует сначала рассказать тебе о том, как я умер, – предложил Джесс и примостился на подоконнике. Видимо, странному призраку там нравится, подумала Люси – ведь это все равно, что стоять на пороге. – Я был очень болезненным ребенком. Мать сказала Безмолвным Братьям, что я не выдержу нанесения рун, но я умолял ее разрешить мне это. Она долго отказывала мне, и я слушался, но только до тех пор, пока мне не исполнилось семнадцать. Возможно, ты понимаешь, что, достигнув этого возраста, я отчаянно желал стать Сумеречным охотником, как другие. Я сказал, что если она не позволит мне получить Метки, я убегу из дома в Аликанте и обойдусь без нее.
– И что было дальше? Ты убежал?
Он покачал головой.
– Мать сдалась, и Безмолвные Братья пришли в наш загородный дом. Церемония нанесения рун прошла нормально, и я решил, что удача улыбнулась мне. – Джесс поднял правую руку, и Люси догадалась, что отметина, принятая ею за шрам, на самом деле представляла собой едва заметные очертания руны Ясновидения. – Моя первая и последняя руна.
– Что произошло?
– Вернувшись в свою комнату, я рухнул без сознания на постель. Потом, среди ночи, очнулся – у меня был жар. Я помню, как кричал, и Грейс прибежала ко мне. Когда она меня увидела, у нее началась истерика. Кровь проступала у меня сквозь кожу, и простыни стали алыми. Я вопил, извивался, рвал одеяло, но жизнь покидала меня, а нанести исцеляющие руны было невозможно. Я помню тот миг, когда я осознал, что сейчас умру. Я ослабел. Грейс держала меня в объятиях, я корчился в агонии. Она была без обуви, ее сорочка и накидка насквозь пропитались моей кровью. Я помню, как в спальню вошла мать. Она поднесла этот медальон к моим губам, как будто хотела, чтобы я его поцеловал…
– И ты поцеловал? – прошептала Люси.
– Нет, – равнодушно ответил он. – Я умер.
Впервые в жизни Люси почувствовала сострадание к Грейс. Она не могла представить себя на ее месте, представить, каково это – когда любимый брат умирает у тебя на руках.
– Я не сразу понял, что стал призраком, – продолжал Джесс. – И лишь через много месяцев отчаянных усилий мне удалось привлечь внимание матери и сестры, и постепенно они научились видеть меня и разговаривать со мной. Но даже после этого я исчезал каждое утро с первыми лучами солнца и приходил в себя после заката. Много ночей я провел, бродя в одиночестве по Лесу Брослин. Лишь мертвые видели меня. И ты. Маленькая девочка, свалившаяся в ловушку фэйри.
Люси покраснела.
– Я крайне удивился, сообразив, что ты видишь меня, – говорил он. – И удивился еще больше, когда сумел прикоснуться к твоей руке и вытащить тебя из ямы. Сначала я подумал, что причина этому – твой возраст, но оказалось, что это вовсе не так. В тебе есть что-то необыкновенное, Люси. Ты обладаешь могуществом, имеющим отношение к мертвым.
Люси вздохнула.
– Я бы предпочла могущество, имеющее отношение к хлебному пудингу.
– Но это не помогло бы спасти Корделию от верной смерти, – возразил Джесс. Он откинул голову назад, так что черные волосы его касались стекла, и Люси, естественно, видела, что он не отражается в темном окне. – Мать верит, что когда она все подготовит и соберет все ингредиенты, необходимые чародею, последний вздох, заключенный в этом медальоне, поможет воскресить меня. Но на берегу я схватился за него потому…
Люси приподняла брови.
– Сначала я подумал, что тонешь ты. Жизненная сила, заключенная в этой побрякушке, могла бы проникнуть в твои легкие и помочь тебе дышать под водой. – Он помолчал. – Я подумал, что ты умираешь, и хотел воспользоваться им для того, чтобы вернуть тебя к жизни.
У Люси бешено забилось сердце.
– И ты был готов пойти на это? Ради меня?
Глядя в его бездонные темно-зеленые глаза, Люси представила себе, что смотрит в океанскую бездну. Он приоткрыл рот, словно собирался что-то сказать, но в этот момент первый луч солнца проник в комнату. Призрак, не сводя с девушки глаз, выпрямился и замер с таким видом, словно его пронзила стрела.
– Джесс, – прошептала она, но он уже растворился в воздухе.
Недавнее прошлое. Лондон, Гровнор-сквер, 1901 год
В ночь смерти королевы Виктории над городом плыл траурный перезвон колоколов.
Мэтью Фэйрчайлд был погружен в горестные размышления, но горевал он не о покойной королеве. Он печалился о смерти человека, которого никогда не встречал, о внезапно оборвавшейся жизни. О будущем, в котором не будет счастья, о будущем, омраченном тенью его, Мэтью, поступка.
Набрав пригоршню пепла из камина, он опустился на колени перед статуей Сумеречного охотника Джонатана в гостиной родительского дома.
– Прости меня, – неуверенно заговорил Мэтью, – ибо я согрешил. Я… – Он смолк, собрался с мыслями. – Сегодня из-за меня погиб один человек. Из-за того, что я сделал. Человек, которого я любил. Я не был с ним знаком. Но все равно любил его.
Он думал, что молитва поможет. Но он ошибся. Он поделился своей тайной с Джонатаном, но знал, что никогда ни словом не обмолвится о происшедшем никому из живущих: ни парабатаю, ни родителям, ни другу, ни незнакомому человеку. Этой ночью непреодолимая пропасть разверзлась между Мэтью и остальными людьми на Земле. Никто об этом не подозревал, но теперь он был отрезан от всех, навсегда. Он стал для них чужим.
Это вполне заслуженное наказание, думал Мэтью. В конце концов, он совершил убийство.
18. Движение во мгле
Усопшие покоятся в земле,
Но чудится, как будто слышен шепот,
Тень мысли, чувства движется во мгле,
Вкруг жизни молодой скользит загробный ропот.
Уходит он в безмолвие и тьму,
Он внятен только сердцу и уму.
Перси Биши Шелли, «Летний вечер на кладбище»
[45] Лишь после полудня Джеймсу удалось, наконец, сбежать из Института – каждый член Анклава, попадавшийся ему на пути, жаждал расспросить его о демоне-мандихоре. Отвязавшись от них, он пешком отправился на Гровнор-сквер, чтобы встретиться с остальными «Веселыми разбойниками».