– Маргаритка? – услышала она знакомый голос.
Корделия выронила веревку и с трудом приподнялась. Рядом с ней на песке сидел Джеймс. На его белом лице сверкали огромные глаза, обведенные багрово-синими тенями; на щеках виднелись какие-то пятна, не то грязь, не то кровь.
– Как ты сюда попала? – прошептал он. – Это невозможно!
– Это Кортана. Меч… он прорубил стену под аркой…
– Маргаритка, – едва слышно произнес Джеймс, обнял ее, привлек к себе.
Она от неожиданности выронила Кортану – и очень хорошо, потому что иначе меч проткнул бы ее, его или их обоих. Щека его прижалась к ее щеке, и она почувствовала, как гулко, часто бьется его сердце.
– Я думал, что никогда больше не увижу тебя, – пробормотал он. – Маргаритка, ангел мой…
Корделия обняла возлюбленного за шею, шепча его имя, зарылась лицом в его шелковистые волосы.
Скорее всего, они сжимали друг друга в объятиях всего лишь несколько мгновений, но ей показалось, что время остановилось. С другой стороны, этого было так мало… Внезапно где-то в отдалении прогремел гром. Джеймс резко отстранился и вскочил на ноги, увлекая за собой Корделию.
– Возвращайся обратно, Маргаритка, – произнес он, пристально глядя ей в глаза. – Ты должна найти способ вернуться. Уходи отсюда, немедленно.
Звук, подобный грому, раздался снова, уже ближе.
– Джеймс, нет. Я тебя не брошу.
Джеймс с досадой застонал, выпустил ее руку. Поднял с песка Кортану, вложил ей в ладонь, и ее пальцы механически сомкнулись вокруг эфеса.
– Теперь я знаю, что нужно Велиалу. Поверь, ты ничем не можешь мне помочь…
Корделия воинственно сжала рукоять меча.
– Я уйду только в том случае, если ты пойдешь со мной, – упрямо произнесла она. Странный звук повторился; теперь было понятно, что это не гроза, а, скорее, начинающееся землетрясение. Земля под ногами содрогнулась.
– Я не могу уйти, – ответил он. Над пустыней пронесся порыв ветра, и прядь вьющихся черных волос упала Джеймсу на лоб. – Я должен его уничтожить. Это единственный путь покончить с кошмаром и спасти жизни ни в чем не повинным людям. – Он смолк, осторожно прикоснулся к ее лицу. – Уходи, Маргаритка, дорогая моя. Передай Мэтью…
Тишину разрезал дикий рев, и земля у них под ногами снова задрожала. А в следующий миг дюны взорвались, тучи песка затмили звезды. Пустыня разверзлась, и из образовавшейся черной пропасти с оглушительным звериным воем выкарабкалось нечто.
Корделия подняла руку, чтобы защитить глаза от песка, набившегося под одежду, в волосы. Когда она выпрямилась, взгляду ее предстало жуткое зрелище. Там, где только что тянулась серая пустыня, стоял демон-мандихор. Однако на сей раз он был в три раза крупнее, чем тогда, на Тауэрском мосту; он возвышался над нею и Джеймсом, подобно горе, и фигура его заслоняла полнеба.
Особняк Консула на Гровнор-сквер был выстроен в георгианском стиле: оштукатуренные белые стены, фасад с пилястрами, вызывавший в памяти древнеримские портики. Это был большой дом: перед окнами четвертого этажа покачивались верхушки деревьев. Но для Томаса это был всего лишь дом, где он с раннего детства играл с друзьями; громадный особняк давно уже не пугал, не удивлял его, не производил на него особенного впечатления.
По крайней мере, так Томас считал раньше. Но в этот вечер, когда он, выйдя из кареты, поднимался по широким ступеням на парадное крыльцо, сердце его сжималось от беспокойства. Они с Люси нарушили едва ли не все запреты «Кодекса», после чего он приехал не куда-нибудь, а в дом Консула. Должно быть, он лишился рассудка.
Томас подумал о Джеймсе, Люси и Мэтью. О Корделии. Любой из них на его месте без малейших колебаний и страха вошел бы в этот дом, чтобы сделать то, что нужно было сделать для спасения друга. Он напомнил себе о том, что Кристофер сейчас умирает в Безмолвном городе. Умирает в мучениях, один, без родных и друзей, в унылой больничной палате. Смертельная болезнь, от которой нет лекарства, медленно убивает Кристофера, кузена Томаса, одного из самых дорогих его сердцу людей.
Томас взбежал по ступеням и взялся за дверной молоток.
– Чарльз! – крикнул он. – Чарльз, это Томас Лайтвуд, открой мне!
Дверь отворилась немедленно, как будто хозяин ждал в вестибюле.
На нем был новый, безукоризненно отглаженный черный костюм, рыжие волосы были тщательно причесаны. Томас испытал странную смесь тоски, печали и гнева, как это часто бывало с ним в последнее время в присутствии Чарльза. Когда-то этот человек был для него всего лишь занудным старшим братом Мэтью, Томас почти не обращал на него внимания. Но теперь, когда Томас видел, как смотрит на Чарльза Алистер, он испытывал неопределенное, но болезненное чувство.
– Если ты насчет Кристофера, мне известно не больше тебя, – досадливо поморщившись, заговорил Чарльз. – Он в Безмолвном городе. Насколько я понимаю, Мэтью уехал в Институт, к Джеймсу. Наверное, тебе следует сделать то же самое.
И он собрался закрыться изнутри. Томас, недолго думая, просунул могучее плечо в пространство между дверью и косяком.
– Я уже знаю, что с Кристофером, – сказал он. – Мне нужно в подвал, в лабораторию. Поскольку Кристофер болен, я должен продолжить его работу.
– Не говори глупости! – воскликнул Чарльз. – Люди гибнут, а у тебя на уме детские развлечения…
– Чарльз.
В вестибюле появился Алистер. Он был без пиджака, в брюках и рубашке с закатанными рукавами, открывавшими мускулистые руки. На лице его даже сейчас, когда на него никто не смотрел, застыла обычная надменная гримаса.
– Впусти Томаса.
Чарльз поднял глаза к потолку с видом человека, измученного причудами окружающих, но отступил в сторону. Томас шагнул в дом, при этом почему-то зацепился за порог и едва не упал.
– Зачем ты пришел? – спросил Алистер, нахмурив темные брови.
Томас в нескольких словах объяснил идею Кристофера насчет противоядия, естественно, не упоминая тайные посещения оранжерей.
– Мне ненадолго нужна лаборатория, я хочу попытаться получить это вещество, – закончил он. – Алистер…
– Томас, послушай меня, – перебил его Чарльз. – Я понимаю, что у тебя самые благие намерения, но сейчас не время для нелепых экспериментов. Мне необходимо присутствовать на собрании Анклава, поэтому я не могу остаться. А кроме меня, некому следить за тем, чтобы ты не поджег и не взорвал дом.
Томас подумал о Кристофере, о застенчивом, но умном Кристофере, о годах упорного труда и ученых занятий. Даже Генри уважал его. Он был таким талантливым, а лондонское общество почему-то до сих пор относились к нему с пренебрежением.
Томас с решительным видом прижал к груди ящичек, в котором был спрятан корень «моли».
– Моя сестра и мой кузен пострадали от этой штуки – от этого демонического яда, – заговорил он. – Моя сестра умерла. Кристофер умирает. Неужели ты думаешь, что я пришел сюда развлекаться? Почему ты называешь наши эксперименты нелепыми? Создание противоядия – это единственный способ спасти тех, кто сейчас лежит в лазарете.
