Люси в волнении вскрикнула:
– Папа!
Уилл подбежал к дочери и прижал ее к груди. Тесса, опустившись на траву рядом с Джеймсом, в тревоге разглядывала его порезы и ссадины. На поляне появились Габриэль и Сесили, и вскоре многочисленные родственники окружили Люси и Джеймса, попеременно обнимали и бранили их.
Корделия с облегчением прикрыла глаза. Да, у Джеймса и Люси все будет в порядке. Все говорили одновременно: Габриэль и Сесили расспрашивали о Томасе, Джеймс отвечал, что он отправился в Безмолвный город с противоядием. Кто-то из Роузвэйнов заметил, что им по-прежнему угрожает опасность, ведь, несмотря на новое лекарство, нападения демонов можно ожидать в любой момент.
– Мандихор уничтожен, – заговорила Корделия. – Он больше не вернется.
– И откуда же вам это известно, юная леди? – саркастически обратился к ней Джордж Пенхоллоу.
Корделия, набрав воздуху в легкие, во весь голос воскликнула:
– Джеймс убил его. Джеймс убил демона-мандихора. Я видела, как он умер.
Несколько человек собрались вокруг нее, но Уилл загородил ее собой и заявил, что не позволит тревожить больную девушку. Алистер воспользовался этой заминкой, подхватил Корделию на руки и направился прочь с поляны.
– Прошу тебя, не нужно сейчас говорить с ними, khahare azizam
[57], – ласково произнес Алистер. – Рано или поздно все утрясется и выяснится, но сначала они будут долго суетиться и болтать много лишнего. А тебе нужно отдохнуть.
– Но они должны знать, что демона убил Джеймс, – настаивала Корделия. Ее охватило странное, но приятное чувство сейчас, когда брат нес ее на руках, и голова ее лежала у него на плече. Так носил ее на руках отец, когда она была совсем маленькой. – Они должны знать, что он сделал, потому что… просто потому, что так надо.
«Потому, что он – внук Велиала, Принца Ада. Потому, что когда Сумеречным охотникам станет известно об этом, они отвернутся от него, изгонят его. Потому, что люди могут быть необыкновенно глупыми и жестокими».
– Они узнают, – убежденно ответил Алистер. – Правда есть правда. Она всегда в конце концов выходит наружу.
Корделия откинула голову, чтобы взглянуть ему в лицо.
– Почему ты считаешь, что противоядие подействует?
Алистер улыбнулся.
– Я верю в Томаса.
– Веришь? – повторила Корделия. – А мне казалось, что вы едва знакомы.
Алистер помолчал какое-то время.
– Я наблюдал за тем, как он готовит эту штуку, – наконец, сказал он.
Они в этот момент добрались до кареты Карстерсов, украшенной эмблемами в виде зубчатых замковых башен. Вдоль тротуара выстроилась целая вереница экипажей.
– Он верил в Кристофера и поэтому сумел поверить в себя, – продолжал брат. – Я никогда не думал, что дружба – это такое удивительное чувство… что она способна изменить человека, придать ему сил и уверенности.
– Но, Алистер…
– Все, больше никаких вопросов, – отрезал он, усадил Корделию в карету и забрался следом за ней. Потом улыбнулся одной из своих редких чарующих улыбок, которая казалась Корделии вдвойне прекрасной потому, что она так редко видела ее. – Ты вела себя очень храбро, Лейли, но ты тоже нуждаешься в исцелении. Пора ехать домой.
Недавнее прошлое. Сайренворт-холл, 1898 год
Корделия часто страдала от одиночества, оставаясь с родителями, но никогда ей не было так тоскливо, как в те месяцы, что Алистер проводил в Академии. После того, как он уезжал в школу, семья Карстерсов отправлялась путешествовать в Индию, Париж, Кейптаун или Канаду, но когда наступали школьные каникулы, они всегда ждали его в Сайренворте.
Корделия считала дни до возвращения брата, но когда он вышел из кареты, она едва узнала его. Он стал высоким, каким-то угловатым и еще более мрачным, чем прежде. Он всегда был вспыльчивым, раздражительным, злоязычным, но сейчас он едва замечал ее. А если и заговаривал с ней, то лишь для того, чтобы приказать оставить его в покое.
Родители, казалось, не обращали никакого внимания на происшедшую в нем перемену. Когда Корделия спрашивала, почему брат не хочет проводить с ней время, отец улыбался и отвечал, что все мальчишки «должны через это пройти», и что она «поймет, когда вырастет».
– Он весь год веселился со своими ровесниками, а теперь вынужден сидеть в загородном доме с такими скучными личностями, как мы, – хмыкнул Элиас. – Ничего, привыкнет.
Этот ответ ее не удовлетворил. Корделия старалась как можно чаще попадаться брату на глаза, однако ей очень редко удавалось его отыскать. Алистер проводил долгие часы, закрывшись в своей комнате, а когда Корделия стучалась, он даже не считал нужным ответить и сказать, чтобы она уходила. Он просто игнорировал ее. Она встречала его только за столом или в холле, когда он объявлял родителям, что отправляется на прогулку.
Так продолжалось несколько недель. Сначала Корделия испытывала разочарование и грусть, потом начала обвинять во всем себя; в конце концов, положение дел стало ее раздражать и злить. Однажды вечером, за обедом, она швырнула в брата столовой ложкой и завопила: «Почему ты со мной не разговариваешь?» Алистер ловко поймал ложку, положил ее на стол и уставился в свою тарелку.
– Нельзя бросаться вещами, Корделия, – строго сказала мать.
– Mâmân! – возмущенно воскликнула Корделия, почувствовав, что ее предали.
Отец не обратил никакого внимания на этот эпизод и продолжал есть с таким видом, словно ничего не произошло. Райза неслышно появилась за плечом Корделии и положила рядом с ее тарелкой чистую ложку. Это привело ее в ярость.
Она поняла, что отказ Алистера ссориться с ней имел целью заставить ее бросить всякие попытки наладить с ним общение. И поэтому она удвоила усилия. «Ну, – объявляла она, очутившись с ним в одной комнате, – я сейчас пойду собирать ежевику на опушке» (Алистер обожал ежевику). Или: «Думаю, после ланча нужно заняться прыжками в длину» (Алистер всегда настаивал на том, чтобы она научилась безопасно приземляться).
Однажды, когда он в очередной раз отправился на прогулку, Корделия подождала несколько минут в доме, а потом последовала за ним. Нужно же практиковаться, говорила она себе: скрытное передвижение, повышенная боевая готовность, тренировка внимания и наблюдательности. Она придумала себе игру: как долго она сможет следовать за братом, прежде чем он ее заметит? Сможет ли она тайно следить за ним достаточно долго для того, чтобы выяснить цель его прогулки?
Оказалось, что никакой цели у Алистера не было. Он просто шагал куда глаза глядят – лес, окружавший поместье, был ему достаточно хорошо знаком, и он, видимо, не боялся заблудиться. Через два часа Корделия почувствовала, что устала. Спустя какое-то время она почувствовала, что проголодалась.
