– Это кровь Пирса, – поспешил добавить Кристофер, – хотя для науки не имеет никакого значения, кому именно принадлежит образец.
– Итак, у всех имеются задания, – подытожил Джеймс. – Мэтью и я идем на Флит-стрит; Кристофер, тебе не требуется помощь в лаборатории?
Томас тяжело вздохнул.
– Каждый раз выходит так, что Кристоферу требуется помощь в лаборатории, причем именно моя.
– Это все потому, что у тебя исключительно ловко получается прятаться от взрывов, – с серьезным видом объяснил Джеймс, – а кроме того, ты умеешь браниться по-испански.
– И какой от этого толк? – удивился Томас.
– Толку от этого нет, – сказал Джеймс, – но Кристоферу твоя ругань нравится. А теперь…
Со стороны дома донесся голос Генри.
– Джеймс!
Джеймс побежал к черному ходу.
Молодые люди молчали. Оскар уснул в траве, вытянув лапы. Мэтью взял свою книгу, заткнутую за ветку дерева, и отряхнул с обложки крошки коры.
– Грейс, – наконец, заговорил Томас. – Какая она? Мы с ней в жизни и двумя словами не перемолвились.
– Очень застенчивая, – медленно проговорил Мэтью. – Очень тихая. Вид у нее постоянно какой-то испуганный, но ею всегда восхищаются в обществе.
– Очень странно, – заметил Томас.
– Ничего странного, – возразил Кристофер. – Мужчинам нравятся женщины, которых нужно спасать и вызволять из беды.
Мэтью и Томас взглянули на друга с изумлением, но тот лишь пожал плечами.
– Я однажды услышал это от матери, – объяснил он. – Мне кажется, в данном случае она права.
– А как ты считаешь, эта Грейс влюблена в Джеймса? – спросил Томас. – Насколько я понял, он просто без ума от нее. Надеюсь, что это взаимно.
– Лучше бы это было взаимно, – процедил Мэтью. – Меньшего он не заслуживает.
– Не всегда человек любит именно того, кто заслуживает любви, – тихо произнес Томас.
– Может быть, ты и прав, – усмехнулся Мэтью. – Но еще чаще бывает так, что человек не любит тех, кто не заслуживает любви, и вот это вполне справедливо. – Он с такой силой стиснул книгу, что костяшки пальцев побелели.
Томас приложил палец к губам – в дверях появился Джеймс с каким-то письмом. Когда он приблизился к друзьям, те смогли разглядеть надпись на конверте, сделанную определенно женской рукой:
«Мэтью Фэйрчайлду, для Дж. Э. СРОЧНО».
– Кто-то прислал сюда письмо для тебя? – с любопытством спросил Томас. – Это от Грейс?
Джеймс, который успел пробежать глазами несколько строчек, кивнул.
– Она не хотела писать мне домой, боясь навлечь на меня гнев Конклава. Она знала, что меня можно найти здесь; в любом случае, Мэтью обязательно нашел бы меня и передал письмо.
Он не сомневался в том, что во время его отсутствия друзья обсуждали его любовные дела, но сейчас это не имело значения. Увидев почерк Грейс, он испытал громадное облегчение, у него словно камень с души свалился. Завитушки ее почерка были знакомы ему так же хорошо, как леса, окружавшие Эрондейл-Мэнор.
– Ну, что она пишет? – поинтересовался Мэтью. – Она жаждет заглянуть в твои колдовские глаза и не может дождаться минуты, когда можно будет бесконечно перебирать твои черные, как смоль, локоны?
– Она хочет встретиться со мной сегодня в десять вечера, – рассеянно пробормотал Джеймс, занятый своими мыслями, и сунул письмо в карман. – Я лучше пойду. Я не могу отправить ей ответное сообщение, и мне придется идти к назначенному месту пешком. Улицы сейчас забиты экипажами.
– Ты что, собираешься топать пешком отсюда до Чизвика? – удивился Томас.
Джеймс покачал головой.
– Конечно же, нет. Она предложила мне встретиться в Лондоне, на том месте, где мы с Мэтью раньше тренировались в сохранении равновесия. Я когда-то рассказывал ей об этом.
– И все-таки… – На лице Мэтью отразилось сомнение. – Ты считаешь, это разумно? Мой братец – идиот, но если Анклав желает, чтобы ты держался подальше от Блэкторнов…
– Я должен идти, – отрезал Джеймс, не желая вдаваться в объяснения; он знал своих друзей и знал, что они увяжутся за ним, если он передаст им содержание письма. Он счел за лучшее уйти немедленно – пусть думают, что он озабочен исключительно романтическими проблемами. Он наклонился, чтобы почесать Оскара, и продолжал: – Томас, Кристофер, идите в лабораторию и займитесь противоядием. Мэтью, я зайду за тобой после встречи с Грейс, и мы вместе отправимся к «Дьяволу».
– Вечно я отправляюсь к дьяволу, – вздохнул Мэтью, но в глазах его блеснули хитрые искорки. – Я буду в таверне к полуночи. Приходи, когда сможешь.
Джеймс извинился и поспешил прочь. Ему казалось, что письмо, лежавшее в кармане жилета, живое и бьется, как второе сердце. Снова и снова перед глазами у него возникала последняя строчка, написанная рукой Грейс:
«Я буду ждать там и молиться, чтобы ты пришел. Помоги мне, Джеймс. Я в опасности».
Алистер высадил Корделию у дома Анны, небрежно потрепал ее по голове и пообещал вернуться незадолго до девяти. В девять мать обычно приказывала подавать обед, и Корделия подумала, что они здорово рискуют, однако прежде, чем она успела окликнуть брата и спросить, куда он направляется, коляска уехала прочь. Корделия удивилась, но не слишком.
Она со вздохом отвернулась и принялась рассматривать Перси-стрит, узкую улочку, отходившую от Тоттенхэм-Корт-Роуд. Вдоль улицы тянулись ряды домов из красного кирпича, и все эти дома выглядели совершенно одинаковыми. У каждого были подъемные окна, белая парадная дверь, кирпичные дымоходы, крыльцо с несколькими ступенями. Железные ограды у дверей для слуг были выкрашены черной краской.
На ступенях перед домом 30 сидела какая-то девушка и плакала. Она была одета по последней моде, в прогулочное платье из синей фуляровой ткани с кружевной отделкой. На юбку было нашито, наверное, несколько акров оборок. Волосы девушки поддерживала повязка с шелковыми розочками, и цветы вздрагивали при каждом рыдании.
Корделия проверила адрес, записанный на листке бумаги – у нее еще оставалась робкая надежда на то, что ей все-таки нужно не сюда. Увы, Анна жила именно в доме номер тридцать. Корделия вздохнула, расправила плечи и направилась к крыльцу.
– Прошу прощения, – заговорила она. Девушка своими юбками загораживала вход, и не было никакой возможности незаметно протиснуться мимо нее. – Могу я пройти к Анне Лайтвуд?
Девушка резко подняла голову. Она была очень хорошенькой: со светлыми волосами и розовыми, несмотря на слезы, щеками.
– А зачем вам туда? Вы кто? – недовольно воскликнула она.
– Я, э-э… – Корделия внимательно пригляделась к незнакомке. Определенно, из простых людей – ни Меток, ни признаков гламора. – Я ее кузина. – Это было не совсем верно, но она не смогла придумать ничего лучшего.
