– Нет… насколько мне известно, нет, – пролепетала изумленная Корделия.
– Хорошо.
И он провел гостей внутрь. Салон представлял собой анфиладу комнат, оклеенных обоями ярких цветов – алыми, зелеными, синими, золотыми. Гости прошли по коридору со стенами, выкрашенными бронзовой краской, и ступили в восьмиугольный зал, до отказа заполненный различными представителями Нижнего Мира. Корделии показалось, что она нырнула в какой-то водоворот; ее оглушил смех и болтовня.
Сердце у нее забилось чаще. Сегодня ночью она чувствовала приближение опасности, но вовсе не потому, что пришла в дом, где собирались странные существа. Тот факт, что никто из них даже не пытался скрыть свою личность, почему-то успокаивал ее. Вампиры с гордым видом расхаживали вокруг, и их белые лица, казалось, светились в лучах электрических ламп; оборотни, облаченные в элегантные вечерние наряды, шныряли среди теней. Струнный квартет, расположившийся в центре зала на сцене из вишневого дерева, исполнял приятную музыку. Корделия разглядывала привлекательного скрипача с золотисто-зелеными глазами оборотня, кларнетиста с рыжими кудрями – вместо туфель у него были козлиные копыта.
Темно-синие стены салона украшали полотна в позолоченных рамах, изображавшие мифологические сцены. По крайней мере, так показалось Корделии. В свое время она пришла к выводу о том, что картины на мифологические или героические сюжеты не могут обойтись без обнаженных людей. Очевидно, по мнению художников и скульпторов, древние греки и римляне не нуждались в одежде и всю жизнь разгуливали в костюмах Адама. Корделия находила подобные представления очень странными, особенно когда персонажи боролись с минотаврами или душили гигантских питонов. Ведь любой Сумеречный охотник знает, что в бою броня, защищающая тело, может спасти тебе жизнь.
– Не могу понять, как это дамам приходит в голову отправляться на пикник без одежды, – заметила Корделия. – Муравьи могут забраться… куда угодно.
Анна рассмеялась.
– Корделия, вы просто глоток свежего воздуха, – произнесла она, и в это время к ним приблизилась темноволосая женщина с серебряным подносом. Ее черные косы поддерживал гребень из слоновой кости, украшенный шелковыми пионами, а одета она была в темно-бордовое платье с вышивкой. На подносе сверкали хрустальные бокалы с напитком, на поверхности которого лопались крошечные пузырьки.
– Шампанского? – предложила женщина и улыбнулась, обнажив белые клыки. Вампирша.
– Благодарю, Лили, – сказала Анна и взяла бокал. Мэтью последовал ее примеру, и Корделия, помедлив несколько мгновений, тоже взяла шампанское. Она никогда не пробовала игристого вина – мать считала, что леди не полагается пить ничего, кроме сладких наливок, вроде шерри или миндального ликера.
Мэтью осушил свой бокал одним глотком, поставил его на поднос Лили и взял второй. Корделия поднесла бокал к губам, и в этот момент мимо прошел какой-то модно одетый чародей с жабрами, держа под руку вампиршу-блондинку в платье гранатового цвета. Она была красавицей, и ее белая кожа походила на свежевыпавший снег; Корделия подумала о простых женщинах, которые мазали лицо разными составами для того, чтобы сохранить молодость и модную бледность.
Им следовало просто стать вампирами, подумала она. Это обошлось бы гораздо дешевле.
– Что означает эта твоя скромная улыбка? – поинтересовался Мэтью. – Вид у тебя такой, словно ты сейчас рассмеешься.
Корделия отпила глоток шампанского, и у нее защипало язык. Она лукаво взглянула на юношу.
– И что с того?
– Большинство девушек, оказавшись на твоем месте, тряслись бы от страха, – сказал он. – Я не имею в виду Анну или Люси – я говорю обо всех остальных.
– Меня не так просто напугать, – усмехнулась Корделия.
– Это уже начинает доходить до моего сознания. – Он обернулся к Анне и Лили: они стояли, сблизив головы, девушка-вампир смеялась.
– Анна может соблазнить кого угодно, – понизив голос, сообщил Мэтью. – Любую женщину. У нее на это талант.
– Надеюсь, это не единственный мой талант, – лукаво произнесла Анна, подойдя к ним. Малкольм Фейд возник рядом, сделал знак Лили, и вампирша исчезла, шурша шелками.
– Гипатия желает видеть вас, Анна, – заговорил Малкольм. – У нее гостит подруга, которая впервые посетила этот город, и эта подруга хотела бы с вами познакомиться.
Губы Анны изогнулись в улыбке.
– И откуда же прибыла эта подруга?
– С побережья, – ответил Малкольм. – Идите же, вы знаете, что Гипатия терпеть не может ждать.
Анна подмигнула Корделии и Мэтью и следом за Малкольмом скрылась в коридоре, оклеенном обоями с дамасским орнаментом.
– Она такая красивая, – сказала Корделия. – Я имею в виду Анну.
– У Анны есть класс. – Мэтью с задумчивым видом приподнял бровь. – Французы назвали бы ее jolie laide.
Корделия не очень хорошо знала французский, но эти слова заставили ее нахмуриться.
– Некрасивая красавица? У меня бы язык не повернулся назвать ее «некрасивой»!
– Я сказал это в переносном смысле, – объяснил Мэтью. – Это выражение означает необычную красоту. Непривычную, не как на картинках в журналах. У такой женщины не просто привлекательное лицо, в ней чувствуется характер. – Он смерил Корделию взглядом с головы до ног. – Как у тебя.
Он протянул руку и схватил бокал шампанского с подноса, который как раз проносил мимо улыбавшийся симпатичный оборотень из струнного квартета. Каким-то образом Мэтью ухитрился выпить предыдущую порцию и с впечатляющей ловкостью избавился от пустой посуды. Сделав глоток, он взглянул Корделии в глаза поверх кромки третьего бокала.
Корделия толком не знала, следует ли воспринимать его слова как комплимент, но сейчас у нее были другие заботы. Она не знала, когда ей в следующий раз повезет остаться наедине с Мэтью. И она начала:
– Помнишь, на балу я спрашивала тебя о матери?
– Я всегда поглощен мыслями о своей матери на подобного рода вечеринках, – хмыкнул он.
Она отпила еще немного шампанского и с некоторым трудом подавила икоту.
– Твоя мать занимает пост Консула, – продолжала она.
– Да, я это заметил.
– И сейчас она находится в Идрисе, где скоро будут судить моего отца.
Мэтью прищурился.
– Я думал… – Он тряхнул головой. Несколько балерин-вампирш оглядели их и захихикали. – Нет, ничего. Я слишком много думаю и слишком много пью. В этом и состоит моя проблема.
– Есть кое-что, чего я не могу понять, – не сдавалась Корделия. – Почему они не допросили отца при помощи Меча Смерти? Тогда у них отпали бы всякие сомнения в его невиновности.
На лице Мэтью отразилось легкое удивление.
– Действительно. Какой толк в магическом предмете, который заставляет любого, кто возьмет его в руки, говорить правду, если не собираешься использовать его на суде над преступниками?
