Уже можно было без труда рассмотреть закатившиеся глаза и покрытые пеной рты их врагов, с корабля Безумного бога полетели лини с абордажными крючьями, впиваясь в мягкую древесину «Улыбчивой девчонки». Все трое принялись рубить абордажные канаты.
– Отправляй людей на мачты, – прокричал Хоукмун капитану, – разворачивайте корабль! – Однако скованные ужасом матросы не шевельнулись. – На мачтах безопаснее! – добавил он.
Теперь его вроде бы услышали, но все равно не двинулись с места.
Тем временем борт вражеского корабля навис над ними, команда безумцев с саблями наголо теснилась, готовясь к абордажу. Их хохот звенел в воздухе, а на искаженных гримасами лицах читалась жажда крови.
На палубу «Девчонки» посыпались враги; блестели голые тела, сверкали обнаженные сабли. Клинок Хоукмуна тоже блеснул, встречая кого-то из нападающих. Удар, поворот меча – и мертвое тело полетело в узкую щель между кораблями, но на место погибшего уже лезли его товарищи. Обнаженные безумцы с диким хохотом перескакивали через борт, не замечая потерь. Втроем Хоукмун, Оладан и Д’Аверк отбили первую волну атаки – вокруг них всё окрасилось в кроваво-красный, – но понемногу их оттеснили от борта. Безумцы текли на палубу сплошным потоком, сражаясь неумело, но с полным пренебрежением к себе, отчего мурашки шли по спине.
Хоукмуна в ходе боя все же оттеснили от товарищей. Дикие люди наседали на него, но, взяв меч обеими руками и размахивая им по широкой дуге, он оградил себя защитным кругом из сверкающей стали. Герцог был залит кровью с головы до ног, но в голубых глазах, блестевших сквозь прорези шлема, читалось спокойствие.
Разумеется, Хоукмун понимал, что усталость постепенно одолеет его. Уже сейчас меч казался слишком тяжелым, а колени дрожали. Привалившись спиной к переборке, молодой герцог рубил и колол, а слуги Безумного бога хохотали – хохотали даже в тот момент, когда их головы слетали с плеч, а конечности отделялись от тела.
Вот Хоукмун обезглавил одного, вот лишил рук другого, однако каждый удар уносил частицу его сил. Когда ему пришлось парировать атаку сразу двух мечей, ноги у него подкосились, и герцог Кёльнский упал на одно колено. Хохот сразу же стал громче, теперь в нем звучало торжество.
В отчаянии Хоукмун ударил снизу и схватил одного из врагов за запястье, выдернув меч из его руки. Парируя удары клинком безумца и нанося удары своим, он сумел подняться на ноги и, отпихнув сапогом очередного одержимого, вырваться из круга. По трапу он взбежал на мостик и развернулся, собираясь сражаться дальше, но теперь имея преимущество перед завывающими безумцами, толпившимися на палубе. Заодно отметил, что Д’Аверк с Оладаном, стремясь сдержать напор толпы, поднялись на реи.
Корабль Безумного бога был надежно притянут к борту «Улыбчивой девчонки» линями, но на палубе никого не осталось. Судя по всему, в абордаже участвовала вся команда – это открытие подарило Хоукмуну новую мысль. Он развернулся, отбежал от нападавших и, взлетев на рею, схватился за свисавшую с нее веревку. Проносясь по воздуху над головами безумцев, он молил, чтобы веревка оказалась достаточно длинной, а затем отпустил ее и, как могло показаться со стороны, нырнул за борт корабля. Падая, он едва успел вцепиться в леер вражеского судна. Перебравшись на палубу, Хоукмун принялся рубить абордажные лини.
– Оладан! Д’Аверк! Быстрее – за мной!
Товарищи, стоявшие на реях, увидели его и, пока толпа психов карабкалась за ними, поспешили подняться выше. Они прошли, опасно балансируя, по нок-рее грот-мачты – корабль Безумного бога уже был готов отчалить, расстояние между ним и «Улыбчивой девчонкой» стремительно увеличивалось. Д’Аверк, схватившись одной рукой за веревку, прыгнул первым и перелетел на корабль под черным парусом. В какой-то миг его развернуло, он едва не сорвался.
Оладан последовал за ним. Перерубив канат, он перелетел разделяющее корабли расстояние, соскользнул с каната и шлепнулся на палубу, распростершись лицом вниз.
Несколько безумцев попытались последовать за ними, и несколько человек действительно вернулись на свой корабль. По-прежнему хохоча, они наступали на Хоукмуна всей толпой, наверняка решив, что Оладан погиб.
Хоукмуну приходилось туго. Один клинок полоснул его по руке, другой угодил по лицу пониже забрала. Вдруг откуда-то сверху на шайку одержимых упал человек и начал рубить их налево и направо, почти такой же безумный, как они.
Это был Д’Аверк в своем кабаньем шлеме-маске, залитый кровью тех, кого уже успел уничтожить. В следующий миг в тыл к врагам с неистовым боевым кличем зашел пришедший в себя после падения Оладан.
Вскоре все до единого безумцы, сумевшие вернуться на свой корабль, были мертвы. Остальные прыгали с палубы «Улыбчивой девчонки» в воду, все еще заходясь хохотом и пытаясь догнать судно вплавь.
Д’Аверк кинулся к штурвалу, перерезал закреплявшие его лини и развернул корабль, уводя его прочь. Обернувшись на «Девчонку», Хоукмун понял, что основная часть команды каким-то чудом уцелела – должно быть, в последнюю минуту они успели подняться на бизань-мачту.
– Что ж, – выдохнул Оладан, убирая меч в ножны и рассматривая свои раны, – кажется, мы легко отделались, еще и заполучили неплохой корабль.
– Если повезет, встретим «Улыбчивую девчонку» в порту, – усмехнулся Хоукмун. – Надеюсь, она по-прежнему идет в Крым, ведь на борту остались все наши пожитки.
Д’Аверк умело развернул корабль, взяв курс на север. Одинокий парус хлопнул, подхватывая ветер, и судно оставило плывущих безумцев за кормой. А те продолжали хохотать, даже погружаясь на дно.
Хоукмун с Оладаном помогли Д’Аверку снова закрепить штурвал, чтобы корабль сам держал курс, и начали осматривать трофеи. Судно было набито сокровищами, явно украденными с десятков других кораблей, но имелось здесь и множество бесполезного хлама – сломанное оружие, неработающие судовые приборы, кучи тряпья, – а время от времени попадались и гниющие трупы, лишенные рук и ног тела, и все это вперемешку лежало среди богатств.
Прежде всего было решено избавиться от покойников: заворачивая тела в тряпки и складывая в мешки останки, их спихивали за борт. Работа была отвратительная и заняла много времени. Вдруг Оладан прервался и неохотно поднял отрубленную человеческую руку, мумифицировавшуюся от времени. На иссохшем мизинце блестело кольцо.
– Герцог Дориан…
– Что там? Да плюнь ты на это кольцо. Просто выкинь, и всё.
– Нет, дело именно в кольце. Посмотри, какой необычный узор…
Хоукмун нетерпеливо пересек полутемный трюм, вгляделся и ахнул.
– Нет! Не может быть!
Это было кольцо Иссельды. Кольцо, которое граф Брасс надел ей на палец, скрепляя помолвку с Дорианом Хоукмуном.
Оцепенев от ужаса, герцог Кёльнский взял иссохшую мертвую руку, затем на его лице проступило непонимание.
– Что это? – прошептал Оладан. – Почему ты так испугался?
– Это ее кольцо. Иссельды.
