- Не важно, - сказала Эшли в телефон. – Я поговорю с мужем. Спасибо, что сообщили. – Она нажала отбой, а затем кнопку быстрого набора телефона в машине Виктора.
- Включи громкую связь, - взмолилась Джин, но Эшли не обратила внимания. Виктор ответил после первого гудка.
- Лоуренс.
- Это Лоуренс-Лорентц, Лоуренс. – Джин уронила голову на руки и беспомощно рассмеялась. Эшли проигнорировала это.
- Эшли! – он, кажется, обрадовался. Ничего, не долго осталось. – Что ты хочешь?
- Твою голову, - заорала она, - погребенную под слоями песка!
- Ооооох, - пожаловался он. – Не так громко, я чуть с дороги не съехал. Что я теперь натворил?
- Как обычно! Ты перестанешь заваливать деньгами мой счет?
- Нет.
- Почему нет?
- Потому что я тебя знаю – ты ведь не попросишь денег, - ответил он. – А так тебе не нужно просить. Они всегда там.
Она была поражена, что он предвидел проблемы, которые могут возникнуть из-за ее гордости. Это правда: она даже задумывалась о том, чтобы найти работу на полставки, и тратить свои деньги, не выпрашивая у мужа.
- Вчера я выбросила твои деньги на ветер, - похвасталась она. – Отдала их бездомному.
- Как мило.
- Тебе наплевать? Ты... ты вывалил на меня эти деньги, а я их спустила!
- Ну, и сегодня повеселись. Слушай, еще что-нибудь нужно?
- Я их все сниму со счета и устрою костер!
- Ну, как хочешь. Завтра Билл Элонг еще денег переведет на твой счет.
- Ты невозможен.
- И я тебя люблю, милая.
Она швырнула трубку, а Джин услышала скрип ее зубов даже на расстоянии нескольких метров. И разумно промолчала.
* * *
Когда Виктор вернулся домой в тот вечер, он был так раздражен, что Эшли забыла свою обиду и поинтересовалась, что произошло.
- Они хотят, чтобы я уехал на две недели в Грецию, - ответил он, так яростно повесив свое пальто, что вешалка закачалась. – Но этого не будет.
Она проворно подхватила вешалку, прежде чем та упала на пол, и поставила ее ровно.
- Кто «они»? Я думала, ты - начальник.
- Я, поэтому мне придется самому проводить проверку предприятия и посмотреть, стоит ли компании принимать запрашиваемую за него цену в девять лимонов двести тысяч.
Это мало что объяснило Эшли. Что было, и правда, интересно, так это почему Виктор был настолько рассержен.
-Ну, Греция в декабре... – осторожно произнесла она, пытаясь успокоить его, - звучит заманчиво.
Его лицо осветилось.
- Хочешь поехать со мной?
- Эээ... нет.
- Верно. – Его черты напряглись. – Конечно, нет. И поэтому я не еду.
- Но почему?
Протягивая руку к телефону, Виктор застыл и скептически взглянул на нее.
- Почему? Потому что ты беременна!
- Я? – она пощупала свой живот, широко раскрыв глаза в преувеличенном изумлении. – О, Боже мой! И правда!
- Очень смешно. Я не оставлю тебя одну на две недели.
Она раскрыла рот, в этот раз не притворяясь удивленной.
- Поэтому ты не хочешь ехать?
Он не ответил, просто так на нее посмотрел и начал набирать номер. Она пересекла комнату и мягко забрала у него телефон.
- Виктор. Поезжай. Со мной все будет в порядке. Не о чем волноваться.
- Мужья, - заупрямился он, - не должны порхать по Грециям, когда их жены беременны.
- А я и не думала, что ты умеешь порхать, - серьезно ответила она, пытаясь выдавить улыбку. Она перестала дразниться и продолжила оживленным голосом. - Кроме того, это всего сколько? Две недели? Подумаешь, ерунда какая. Ты даже мой прием у врача не пропустишь.
Он сдавался – она это чувствовала.
- Но если я задержусь, то могу не вернуться вовремя и пропустить Рождество.
- И что?
Он потрясенно взглянул на нее
- Что? Что? Муж не пропускает первое Рождество с женой, когда она...
- Да хватит уже со своими «Священными Правилами Мужей». Какая разница, вернешься ты двадцать третьего или двадцать седьмого? Ты сам сказал на днях, что твои родители вообще на Багамах до января, так что на праздники ты их не увидишь.
Он очень странно на нее смотрел, и Эшли задумалась, в чем теперь может быть проблема. Он медленно спросил:
- А как именно ты проводила Рождество, когда была ребенком?
Она пожала плечами и попыталась отойти: он поймал ее за руки и задержал. Она поняла, что Виктор не сдастся, пока не получит ответ, он вцепился в нее словно питбуль, так что ответила:
- В зависимости от того, где я была. Если с приемной семьей, то обычно они предлагали мне отмечать Рождество вместе с ними.
- Обычно? – резко переспросил он.
Она не обратила внимания.
- А если я была в приюте, то... ходила на рождественскую вечеринку.
Дешевые бумажные украшения в вонючем спортзале. Подарки – почти всегда подержанная одежда. Разбавленный пунш. Толстый мужик в поношенном костюме Санты, притворяющийся веселым. Богатые семьи, «помогающие», но обычно просто использующие ее и ее сверстников в качестве нзидательного примера для своих детей: «Видишь, это бедняки, а мы им помогаем. Разве не здорово? Какие мы хорошие, правда?»
Их жалость и благотворительность и так были ужасны, но на Рождество особенно ненавистны, ведь было понятно, что большинство этих людей нельзя было беспокоить в другое время года.
Где вы были в феврале? – гадала она в пять, восемь, десять, пятнадцать лет. - А в августе? Почему мы вас видим только тогда, когда на каждом углу стоят Санты Арми Спасения, и магазины заполнены леденцами и праздничными открытками?
Она отогнала воспоминания.
- Рождество - это не так уж и важно, - твердо ответила она, и ей не понравилось внезапное понимание, которое мелькнуло в глазах Виктора. – А если ты и опоздаешь на пару дней – ничего страшного.
- Большое спасибо, - сухо отрезал он. – Так рад, что мое присутствие не только не требуется, но и не ценится.
Она пожала плечами.
- Если я уеду, ты будешь по мне скучать... хоть немного? – подразнил он.
- Нет, - прохладно ответила она.
Он продолжал улыбаться.
- Даже по ночам?
Она фыркнула и быстро отодвинулась, чтобы он не смог увидеть, как она покраснела. Каждый раз, когда она думала о прошлой ночи, Эшли ощущала себя то радостной, то испуганной. Радостной от того, что все было настолько хорошо. И испуганной по той же причине.
