Пища также делилась на сухую и влажную, горячую или холодную. Флегматичный человек, обладавший от природы холодным и влажным гумором, достигал гуморального баланса, употребляя блюда горячие и сухие – имбирь, перец, лук и чеснок. Сангвиникам предписывалось небольшими порциями употреблять в пищу мясо, репчатый лук, лук-порей и инжир. Меланхолики должны были пить парное молоко из-под коровы, бланшированный миндаль и сырые яичные желтки, а также добавлять капли плавленого золота или серебра в вино и эль. Холерикам советовали никогда не оставлять желудок пустым, иначе «неприятные пары… поглощают естественную влагу из организма, пары пищи и дурнопахнущие отходы и поднимаются к голове», как пишет в своем «Замке здоровья» (The Castle of Health) – медицинской книге 1539 года – сэр Томас Элиот.
Также считалось, что гуморы и пища, контролирующая их уровень, влияют на пол и фертильность. Красное мясо, сахар и вино, по мнению ученых, усиливали сексуальное желание. Продукты, провоцирующие газообразование, например бобы, употребляли в пищу в надежде, что они увеличат размер члена, – хотя, разумеется, приступ метеоризма мог и вовсе положить конец сексуальному интересу. Женщины, у которых преобладал холодный и влажный (то есть флегматичный) гумор, считались сексуально ненасытными. Однако так как секс у женщин лишь усиливает выработку гумора, то считалось, что от этого она станет бесплодной, поскольку чересчур холодная влажная матка будет не в состоянии удержать горячее семя.
Женщин с любым типом гумора, не имевших регулярной сексуальной жизни, мучили «гадкие испарения», которые поднимались к голове и приводили к появлению прыщей и сумасшествию. Если диета не помогала сбалансировать выработку «гадких испарений», то врачи рекомендовали носить ночной чепец с дырой, чтобы излишки выходили через нее.
Цвета тоже были связаны с гумором. Считалось, что красный цвет генерирует выработку тепла у холодных от природы людей, а синий – охлаждает темперамент у чересчур горячих. В зависимости от склада характера и симптомов доктора заворачивали больного в одеяла определенного цвета в надежде достичь гуморального равновесия и тем самым победить болезнь.
Чтобы противостоять влиянию сухих, горячих гуморов, врачи прописывали зелья, в состав которых входили серебро или ртуть – вещества с холодным и жидким мерцанием. Чтобы снизить холодную влажность черной желчи, медицина рекомендовала пить лекарства с содержанием сухой, горячей и невероятно токсичной минеральной серы или жидкого золота. Также считалось, что на уровень гумора оказывают воздействие драгоценные камни, поэтому многие лекарства включали в себя порошок жемчуга, изумрудов, кораллов, бриллиантов, сапфиров, рубинов, бирюзы и аметистов.
Наиболее распространенным методом лечения оставалось кровопускание, которое прописывали людям любого гумора. Пока в 1628 году не вышла новаторская книга Уильяма Харви «О движении сердца и крови» (On the Motion of the Heart and Blood), врачи и не подозревали, что ток крови постоянен. Они верили, что кровь (как и излишки гумора) могут застывать в жилах – в случае, если в течение суток не наблюдалось никакого движения. Кровопускание использовалось для возобновления кровотока, а также для удаления из организма излишков какого-либо гумора.
Медицина была больше философией, чем медициной в том смысле, в котором мы ее понимаем. Болезни объяснялись движением планет и звезд.
Как ни странно, даже сама болезнь считалась полезной для здоровья в том смысле, что избавляла организм от пагубных привычек. Покойный елизаветинский историк сэр Джон Хейворд писал в «Житии и царствовании короля Эдуарда VI» (The Life and Raigne of King Edward VI), что врачи не могли сдержать радости, когда четырнадцатилетний монарх заболел оспой, едва оправившись от кори. «Оспа, – объяснял Хейворд, – которая обрушилась на Эдуарда, по разумению врачей должна была способствовать очищению тела от нездоровых гуморов, кои обычно вызывают длительную болезнь и приводят к смертельному исходу». Аналогично, когда у новорожденного сына испанского короля Филиппа IV в течение трех недель гноился нарыв под правым ухом, доктора именовали его «похвальным гноем», который «победит худшее зло».
Заражение вшами также приносило пользу. В 1650 году Роберт Пемелл писал: «Если вши распространяются лишь на голове, то они предохраняют здоровье, поскольку поглощают излишки гумора».
Медицину неразрывно связывали с астрологией. В 1475 году доминиканский монах Томас Моултон в трактате «Сие есть зерцало здоровья» (This is the Myrour or Glasse of Health), переиздававшемся многократно в течение последующего столетия, заявил: ни один врач не способен излечить болезнь, если он невежествен относительно движения планет и звезд. Многие считали, что ряд болезней на самом деле возникают вследствие пагубного астрологического влияния. Чуму, например, (если верить Моултону) вызывают «отравленные испарения и запахи, кои исторгаются из земли снизу вверх притягательной силой планет в небесах».
Медицина была не медициной как таковой, а своего рода философией, граничащей с теологией. Любого врача, скептически относящегося к этой теории, клеймили медицинским еретиком. Раннесредневековый персидский ученый Авиценна писал, что его медицинские принципы вечны и неизменны, и если жизненный опыт противоречит им, то проблема заключается в «несовершенном» мире.
Врачи существовали в области размытых теорий и зачастую проводили больше времени в обществе пыльных книг, нежели пациентов. Они, конечно, не делали никаких операций, поскольку давали клятву Гиппократа – «Не навреди», а резать кого-то ножом явно относилось к разряду вредительства. Мрачное искусство операций оставалось уделом хирургов – более низкой касты врачей-практиков, которые консультировались с астрологами по поводу оптимального дня проведения операции. Врачи же изучали мочу пациента на наличие признаков гуморального дисбаланса, который выражался в цвете, запахе, степени прозрачности или помутнении, выпадении или невыпадении осадка. Медицинское сообщество полагало, что моча – это производная крови, вытесненной из организма, а стало быть, имеет те же характеристики.
Каждое утро в покои к Генриху VIII приходили четыре врача в длинных мантиях с меховой оторочкой на рукавах и черных бархатных шапочках. Они приносили пузырчатые колбы, которые наполняли мочой короля и подносили к свету для тщательного осмотра.
Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, более известный как Парацельс, темпераментный швейцарский врач XVI века, с презрением относился к большинству коллег-практиков. Он с отвращением писал: «Все, что они могут, – рассматривать мочу», а их теории «следует тщательно отделять от практики». Парацельс издевался над лекарями, именуя их «сиделками на подушках», «пророками мочи» и «высоколобыми ослами». «Они думают, будто их длинные шеи и высокие суждения вознесут их прямиком на небеса», – насмехался он.
Парацельс много путешествовал, экспериментируя с методами лечения и лекарствами. После десятилетий исследований он пришел к выводу, что «лучший лекарь – природа, а вовсе не человек», и советовал врачам держать раны в чистоте, прописывать пациентам здоровую диету и позволять болезни протекать своим чередом, не вмешиваясь. Естественно, лекари того времени были возмущены его теориями.
