— Лети, мой ангел, возвести, что время истинно верующих уже настало…
Птица тотчас вспорхнула в небо, несколько мгновений покружилась над кораблем, а затем устремилась к крепости. Услышав птичий крик, Расстриги направили своих скакунов к скальным рифам, окаймлявшим остров, а ступив на твердую землю, спешились. Теперь они снова стали видимыми, но магия продолжала действовать. Бывшие еретики легко поднялись по неприступному обрыву и очутились у подножия стен. Затем, расположившись по четырем сторонам форта, священники-убийцы положили обуглившиеся руки на вековые камни бастиона. Каменная кладка рассыпалась, словно трухлявое дерево, и Расстриги проникли в Дремон.
Анжеран как раз пересек небольшой подъемный мост, ведущий к воротам донжона, когда заметил первых Расстриг, появляющихся прямо из крепостных стен. Те существа, что вторглись в цитадель, не могли принадлежать к миру живых. Один из выходцев попал в свет жаровни: лохмотья рясы не скрывали обгоревшую плоть. В голове Анжерана пронеслась мысль, что по его душу явились вражеские моряки, утопленные его катапультами. Страшное создание двинулось к военному, размахивая палицей, которую оно держало в обеих руках. Где-то в глубине крепости раздался крик, леденящий кровь, и именно этот крик вернул коменданта к реальности. Командующий Дремоном бросился к дверям донжона. Трясущимися руками он вставил в скважину тяжелый бронзовый ключ, но повернуть его не успел. Резкая боль пронзила грудь. Анжеран опустил глаза, а затем положил руку на рукоять кинжала, торчащего прямо из сердца. Комендант открыл рот, чтобы закричать, но вместо звука у него из горла хлынула кровь. Он медленно соскользнул по стене, успев подумать, что проиграл.
Жод Расстрига оставил кинжал на теле Анжерана, а сам снова взялся за палицу. Его товарищи уже рассыпались по крепости, и он должен действовать быстро, если, конечно, хочет заглушить собственные страдания страданиями других людей.
Черный священник ступил на каменную лестницу и столкнулся с молоденьким солдатиком, выскочившим из отхожего места со шпагой в руке. Шипастая палица ударила прямо в лицо. Брызнула горячая кровь, юноша вскинул руки к лицу. Какой смехотворный жест! Жод был счастлив, что не убил противника одним ударом. Его оружие свистнуло и обрушилось на сведенные руки солдата. На губах Расстриги заиграла злая усмешка. Молодой человек, бьющийся в агонии, услышал чудовищный смешок, странный гнусавый звук, который заставил его поверить, что в Дремон вторгся сам Дьявол. Когда Жод наконец смог угомонить свое бурное веселье, он нахмурил брови. Жалобные стоны солдата показались ему слишком резкими, неприятными для слуха. Палица раскроила череп парня. Жод поднял выпученные глаза. Его братья по несчастью, как и он сам, превращали в месиво эти наглые лица, кромсали нежные белые тела, словно издевающиеся над их обугленной черной плотью. Еще долго в крепости звучал сумасшедший смех Расстриг, а ему эхом вторили мольбы и хрипы ургеманских солдат. Верховный Литург дослушал до конца чудесный концерт — концерт искупления. Только тот, кто выжил в предыдущем Крестовом походе, мог понять, что он чувствует. В ушах правителя звучала музыка Инквизиции, мощная и возвышенная мелодия. Крайне довольный Литург сел в лодку, которая доставила его к берегу. Скоро прибудет Амрод.
Он принял его на верхнем этаже донжона. Войдя в комнату, жанренийский сеньор не сумел скрыть дурноту. То зрелище, что он обнаружил по приезде в крепость, до сих пор вызывало отвращение, оставлявшее во рту кислый привкус. Он прошел войну, видел пытки пленных, но та бойня, которую устроили Расстриги, ошеломила полководца.
— Не одобряете? — бросил Верховный Литург вместо приветствия.
— Не одобряю, — пробурчал Амрод, рухнув в одно из кресел, стоявших в круглом зале.
— Однако это лишь свершившееся правосудие. Их отцы топили людей сотнями. Они должны были заплатить.
— Я пришел не для того, чтобы слушать ваши проповеди.
— Хорошо, — согласился Литург.
Бледность жанренийца его забавляла.
— Расскажите, как обстоят дела.
— На мой взгляд, не слишком успешно.
— Волнения в королевстве? — спросил Верховный Литург.
— Кехиты.
— Так в чем проблема?
— Они понимают наш договор слишком буквально. После того как пали академии и города, они думают лишь о своих торговых караванах. Я даже не могу им пенять. Все в рамках этого чертового договора!
— А вы еще нуждаетесь в них?
— Возможно, нет. Но пора бы вам появиться на сцене. Я с трудом поддерживаю порядок в стране. Агон де Рошронд продемонстрировал пример доблести, и теперь рыцари грабят и жгут деревни, которые я хотел бы сохранить. Да и бароны начинают волноваться.
— Очень скоро этот Агон превратится в дурной сон.
— Возможно, но вы должны поторопиться. Армия Агона загнана в ловушку, но без вас я не могу разбить ее. Мой король никогда не позволит мне рисковать жизнями солдат.
— Амрод, я знаю эти болота лучше, чем вы думаете.
— Адельген тоже? — прервал священника жанрениец.
— Меня удивляет ваше недоверие. Это мы построили этот собор.
— Один из шпионов сообщил мне, что именно в нем Агон и укрылся. Он и его приспешники.
— Как удачно, — прошептал Литург.
— Вы так думаете? Болота неприступны. Всего сотня людей, засевшая в окрестностях собора, может противостоять целой армии.
— У Адельгена свои тайны. Вы сообщили мне превосходную новость.
Амроду совсем не нравилось, как проходит их беседа с правителем Литургических провинций. Верховный Литург выглядит таким довольным, безмятежным. И все-таки, что он замышляет? Агон и его сподвижники должны погибнуть, а для этого викариям необходимо попасть в Рошронд и разжечь там костры Инквизиции. После чего жанренийская армия сбросит литургийцев в море, и его, Амрода, провозгласят спасителем края. Зверства литургийцев позволят ввести в Рошронд армию освободителей. При этой мысли Амрод успокоился. Несмотря на напряжение последних дней, он был убежден, что будущее за ним.
— В следующий раз мы увидимся в Адельгене, дорогой мой, — подвел итог их беседы Литург.
— Очень на это надеюсь, — сказал Амрод и откланялся.
Они расстались, думая об одном и том же. Ближайшие дни станут решающими в этой войне, и жанрениец, и литургиец сумеют извлечь из них максимум пользы, невзирая на то, что их столкновение неизбежно. Верховный Литург не заблуждался на сей счет. Он знал, что Амрод повернет свои войска против него, как только Агон де Рошронд прекратит вопить в огне костра. Он обязан переиграть жанренийца.
Когда на рассвете литургический флот вновь поднял паруса, одинокий корабль, стоящий всего в нескольких кабельтовых от армады, так же снялся с якоря. Капитан на носу судна взмахнул кнутом и обрушил его на сгорбленные спины сирен, которые тянули корабль. На корме, под тентом, три полуночника подняли бокалы за успех предприятия. Заготовленный яд повлиял на умы Амрода и Верховного Литурга. Маги боялись, что вмешательство Литургических провинций не позволит им взять под контроль королевство Ургеман. Если жанренийскому главнокомандующему вдруг взбредет в голову договориться с Литургом, то мирный договор, подписанный этими влиятельными людьми, лишит полуночников вожделенного трона. Чтобы поставить во главе Ургемана истинного мага, необходимо превратить страну в выжженную равнину. Магия сделала свое дело: викарии и жанренийские рыцари начнут войну и уничтожат друг друга. И тогда маги Полуночи построят на их трупах свое королевство.
