Эхидиаза и Амертина стояли с двух сторон у постели со смятыми простынями. Хореограф улыбалась.
— У тебя все получилось, Агон. — Она прижала руку к сердцу. — Мы оба должны прожить очень долгую жизнь, чтобы у меня появился шанс продемонстрировать тебе свою бесконечную благодарность.
Амертина кашлянула и наклонилась вперед в своем кресле.
— Агон, день давно наступил. Я подумала, что стоит тебя разбудить.
Так, значит, я победил, уничтожил ее кошмар… Но Аккорды истощили меня. Чтобы встать, мне пришлось опереться на руку Эхидиазы.
— Ты, как всегда, права. Есть какие-нибудь новости?
— Нет. Прибыло еще несколько отрядов рыцарей, наши последние союзники появятся во второй половине дня.
— Получается, мы собрали почти все силы?
— Без сомнения, к ночи все будут здесь.
— Отлично. Предупреди Тобальда, что я назначаю совет на ближайший день.
— Так скоро? — воскликнула черная фея.
— Да. Мы не можем терять ни минуты.
Оршаль оккупировал трансепт собора: он развесил в нем карты и установил несколько письменных столов. Проводники взяли на себя труд разыскать эшевенов, которые сейчас что-то усердно писали под диктовку Оршаля. Завидев меня, маг прервал свое занятие.
— Агон! Ну, наконец-то.
Он поспешил ко мне и приобнял за плечи.
— Получается, теперь эта малышка тебе многим обязана?
Я освободился и процедил сквозь зубы:
— Поосторожнее с подобными замечаниями.
Я подошел к картам, висящим на стене. На многих из них были отмечены торные пути, дороги, по которым осуществлялось снабжение, а также места, где встали лагерем наши войска. Внезапно в соборе появился гонец, облаченный в тяжелый плащ. Он протянул Оршалю пергамент и так же быстро удалился.
— Все то же самое, — проворчал маг. — Наемники, Агон. Все больше и больше солдат покидают границы Республики наемников и грабят баронство.
— Кто им платит?
— Никто. Амрод уступил им деревни… чтобы не пачкать руки. В обмен на полную свободу действий наемники отдают ему часть награбленного.
— А есть хоть какие-нибудь хорошие новости?
— Х-м-м… я рассеял своих полуночников по болотам, их магия не дает распространяться болезням. Кажется, на данный момент это сработало, но, увы, их силы не безграничны.
— Это все?
— Что касается хороших новостей, да.
— Рассказывай, — вздохнул я.
— Бароны попрятались по своим крепостям, словно по норам, и там принимают с почетом жанренийцев. О нас они забыли.
— Понял. — Я подошел к одному эшевену, пожилому мужчине с седеющими волосами и тонзурой. — Как тебя зовут?
— Пирм, мессир.
— Я поручаю тебе найти еще четырех писарей. Вы будете записывать все, что скажут на совете.
— У нас есть время, — заметил Оршаль.
— Нет, я перенес дату совета. Он начнется этим вечером.
— Но еще не все рыцари прибыли в Адельген!
— Обойдемся без опоздавших.
Совет Адельгена начнется сразу после ужина. Новость разлетелась по лагерям со скоростью ветра, и, несмотря на протесты моих товарищей, я не желал менять своего решения. Чтобы рассадить около пятидесяти прибывших рыцарей, мы накрыли столы по обеим сторонам канала, делившего неф собора на две части. Моя сестра, долгие годы управлявшая манором Рошронд, совершила маленькое чудо, чтобы столы были готовы к указанному времени: скатерти из пурпурного дрогета, бутылка вина для каждого гостя.
Я лично встретил рыцарей. Их явилось пятьдесят три. Я помогал этим суровым мужчинам вылезти из лодок, пожимал руки одним, обращался с приветственным словом к другим — Тобальд, который лучше меня знал гербы, украшающие их одежды, подсказывал мне, как кого зовут. Рыцари занимали отведенные им места и терпеливо ждали, пока прибудет последний из них. Я уселся во главе стола, в самом конце канала: по левую руку — Оршаль, по правую — Эвельф. Чуть дальше среди рыцарей устроились Эхидиаза, Аракнир и Малисен. Черная фея предпочла остаться в тени, она установила свое кресло прямо у меня за спиной.
Свечи освещали лица знатных дворян. Некоторые из них мне были знакомы, другие — нет. Но всех их роднил одинаковый решительный взгляд. От Тобальда я узнал, что семьи многих присутствующих испокон веков враждовали друг с другом и что этот совет — наш единственный шанс примирить их. Хотя враг уже приложил все усилия, чтобы заставить ургеманское дворянство забыть об извечной вражде. Увы, большая часть древнейших фамилий королевства на совете отсутствовала. Мы должны были выработать детальный план сражений, скоординировать действия наших союзников, придумать, как втянуть в войну все семнадцать баронств королевства Ургеман.
Тобальд тряхнул тяжелым бронзовым колокольчиком и попросил слова. Самым серьезным голосом он напомнил о тех причинах, которые заставили собраться этот совет, пересказал последние новости, а затем снова опустился на свое место, передав слово мне.
— Рыцари Ургемана! — начал я. — Сегодня мы объединились, чтобы спасти нашу страну от жанренийского ига. Все вы являетесь символом этой страны, все вы верой и правдой служили ей долгие годы, в то время как сиятельные бароны думали лишь о своих привилегиях. Ваше присутствие еще раз доказало, что вы снова готовы рискнуть жизнью, что, не колеблясь, прольете кровь за наши земли.
Я положил ладони на стол и наклонился вперед.
— Я безмерно уважаю вас, рыцари Ургемана. Уважаю ваши славные фамилии, вашу отвагу и ваши сердца. Да, именно сердца… Нужно быть необыкновенно великодушными людьми, чтобы забыть, что некогда я отрекся от баронского титула, отказался унаследовать Рошронд. Вы забыли об этом и признали меня своим командиром.
Я замолчал, всматриваясь в серьезные лица людей, собравшихся в величественном зале собора, после чего продолжил:
— Конечно, вы можете упрекнуть меня за то, что я не мчался в битву верхом на коне, держа в руках знамя Рошрондов. Возможно, вы осудите меня за то, что я не ношу доспехов, что шрамы на моем теле — не следы от шпаг и копий. Но поймите одно, рыцари: существуют не только шрамы, полученные на войне, есть иные наследства, кроме наследства моего отца. Я не узурпировал титул, который принадлежит мне по праву крови. И если сегодня я стал бароном де Рошрондом, то значит, достоин им зваться. И пусть те, кто не согласен с этим фактом, встанут и выскажутся или замолчат раз и навсегда.
В соборе повисла тишина. Лишь один рыцарь поднялся со своего стула. Тобальд сказал мне, что его зовут Жанд д’Ольгар.
— Говорите, мессир, — бросил я ему.
— Барон, я пришел сюда не для того, чтобы вручить вам свою шпагу. — Рыцарь обнажил оружие. — Этот клинок семь раз перековывался заново и всегда служил одному-единственному человеку — Верховному барону. Когда я узнал, что жанренийцы водрузили его голову на пику, я рыдал, как ребенок.
