Тарик, гном-строитель и по совместительству управляющий гостиницей «Угольника», никак не мог смириться с присутствием захватчиков в городе. Ни секунды не раздумывая, он согласился поддержать барона де Рошронда и предоставить в его распоряжение элементарную магию воздуха и огня. Его слуги, юные гномы, охотно бы отдали за своего хозяина жизнь, и потому, стоило тому приказать, тут же принялись шпионить за жанренийцами, а также за кехитами, вставшими лагерем неподалеку от города.
Для сбора и передачи сведений Тарик использовал многочисленные перегонные кубы, реторты, змеевики и кузнечные мехи, которыми были забиты его подземные владения. Обычно все эти аппараты помогали управляющему отправлять послания гномов, остановившихся в его заведении. Чтобы никто не смог проникнуть в тайны зодчих, «Угольник» умудрился использовать в качестве носителей информации все четыре стихийных элемента: так в пламени свечи могли таиться страницы гримуара
[9], в капле воды письмо гонца, прибывшего из другой страны, а легкий ветерок помогал гномам переговариваться на расстоянии. Зодчие-элементарии полностью изменяли представления о пространстве: целая библиотека могла храниться в графине или в огне камина. Но подобная магия требовала огромных денежных затрат и долгих лет напряженного труда. На каждом аппарате стояло клеймо мастера-гнома, который посвятил большую часть своей жизни созданию этого чудесного и сложнейшего аппарата — материального воплощения элементарной магии.
Тарик, невзирая на свой преклонный возраст, предпочитал «переписывать» всю собранную информацию самолично, хотя с годами ему становилось все труднее и труднее это делать. Конечно, опыт гнома был огромен, но частенько «перепись» полностью истощала его. В мирное время его собратья со всех концов света приезжали в гостиницу «Угольника», чтобы спуститься в подземелья и прослушать там познавательную лекцию или прочесть бесценный гримуар. Сейчас же Тарик закрыл двери своей «библиотеки» — он колдовал над алхимическими аппаратами только на благо ургеманского сопротивления. Его верные слуги собирали слухи на улицах и в тавернах города. Вооружившись рожками, зачарованными с помощью элементарной магии, они «улавливали» все, что говорили жанренийцы, причем не только в общественных местах, но даже на приватных приемах, устраиваемых в домах зажиточных торговцев. Эльфы, явившиеся из окрестных лесов, а также несколько затменников помогали гномам незаметно проникнуть в тщательно охраняемые здания или миновать кордоны жанренийских патрулей.
Полуночник Согхам по праву считался один из самых преданных сподвижников Оршаля. Нелюдимый от природы, он любил забывать о неприятностях, смакуя хрипы и стоны Танцоров. Их боль звучала в его сознании, как умиротворяющий шепот ручья. Иногда волшебные создания умирали, и тогда Согхам плакал, потому что ненавидел тишину в собственной голове. Возможно, именно в этом крылась причина его немоты, лишь этот факт объяснял, почему вот уже двадцать два года черный маг не открывал рта. Переполненный эхом страданий своих подопечных, полуночник не видел смысла в словах и изъяснялся резкими движениями головы.
Той ледяной ночью он вышагивал в свете луны, сгибаясь под тяжестью миниатюрной дыбы. К широкому кожаному поясу Согхам прикрепил клетку с Танцорами, один из которых, закованный в кандалы с зубчатыми краями, сеял вокруг себя крошечные потрескивающие искры, проникающие сквозь прутья клетки и скрывающие от посторонних глаз фигуру хозяина. Наконец Согхам добрался до жанренийского форпоста, обозначенного на его карте. Все верно, враг скрывается в лесу, в который он только что углубился. Полуночник сошел с тропики и начал пробираться между деревьев, пока не заметил первые отблески костров, горящих в лагере.
Задремавший часовой не увидел, как искры опустились на рукав куртки и словно суетливые муравьи поползли вверх, чтобы забраться в рот солдата. Они проникли в его горло и растворились в крови. Тело жанренийца конвульсивно дернулось: яд спровоцировал резкий приток крови к мозгу. Его руки сжались, глаза вылезли из орбит, и часовой тихо осел у ствола векового дерева. Согхам перешагнул через труп жанренийца и обосновался в несколько локтях от мертвеца, чтобы окинуть взглядом весь лагерь. Затем полуночник ослабил ремни, удерживающие дыбу, поставил ее на землю и приготовил клетку с Танцорами.
«Кто же из вас будет стонать громче всех, мои сладкие? — подумал маг, постукивая по прутьям решетки перстнем, который носил на указательном пальце. — Ты? Нет, ты слишком слаб… А ты, о да, ты будешь великолепен, малыш».
Выверенными движениями полуночник открыл клетку и зажал в кулаке волшебное создание. Все его крошечное тельце было покрыто шрамами. Пока полуночник размещал Танцора на дыбе, тот не сводил с хозяина черных глаз-бусинок. По форме пыточная машина чем-то напоминала часы. По ее бокам располагалось несколько медных ручек, приводивших в действие весь механизм. Согхам покрутил одну рукоять, и услышал, как хрустнула косточка Танцора. «Рука, я заберу у тебя только одну руку, кроха моя…» — мысленно сообщил маг. Роскошь страданий заставила его вздрогнуть от наслаждения. Откинув голову назад, он наблюдал, как бьется в конвульсиях распятый Танцор. «Страдай, дружочек, страдай…» — все так же мысленно взывал маг. Искры окутали личико малыша и брызнули в черное небо.
Внезапно дикие крики разорвали тишину спящего леса — искры обрушились на лагерь, словно рои насекомых. Из палаток высыпали обезумевшие солдаты, не переставая кричать, они шатались и падали, как подкошенные. Согхам отлично знал, что сам по себе укус искр несравним с тем, что они вливали в сознание людей. Каждая искра содержала в себе страдание Танцора, его боль, которую не мог выдержать человеческий мозг.
Ни один солдат жанренийского форпоста не увидел, как встало солнце. Согхам дождался, когда в лесу вновь воцарится тишина, отвязал Танцора и зафиксировал сломанную ручку в крошечной шине. После чего он снова забросил дыбу за плечи. Ему предстоял долгий путь: многочисленные форпосты ждали полуночника.
Так совет в Адельгене запустил по всему королевству механизм магии эльфов, гномов и полуночников, заключивших временный союз. Все смешалось, Танцоры утоляли жажду Священной пыльцой, разведенной водой из водостоков, искры летели на помощь гномам, ветры сеяли зачарованные почки, которые ослабляли жанренийские войска, лепестки, острые как клинки, плыли по волнам, поднятым «Угольником».
Кланы, семьи забыли былые распри и споры и объединили свою магию, чтобы помочь тем, кто осмелился бросить вызов захватчикам, заполонившим Ургеман.
Спальня барона де Фаэрана заканчивалась большим балконом, откуда открывался прекрасный вид на долину. Заходящее солнце окрасило алым пики близлежащих гор. Хозяин этих земель, немолодой суровый мужчина, закутавшийся в тяжелый плащ, стоял на балконе, сложив руки за спиной. Его лицо, изрезанное морщинами, было печально. Двадцать лет он железной рукой управлял баронством, два десятилетия его уделом оставались война и кровь. Отрезанное от Жанрении горной цепью Окрелун, баронство Фаэрана сдалось без борьбы. Когда в его владения вторгся авангард жанренийских армий, правитель тут же приказал капитулировать, стремясь избежать массовых убийств.
