Огр, не отпуская воротника, склонился к моему лицу. Я держал рапиру прямо, параллельно его телу, да так и ударил. Острие Тени вонзилось в живот солдату и дошло до подбородка. С отвратительным звуком оно двинулось дальше, проложило дорогу через рот врага и насквозь проткнуло мозг.
Острие рапиры вышло из черепа остолбеневшего огра. Кровь струилась по лезвию Тени и собиралась крупными ярко-красными каплями на гарде. Огр пошатнулся. Кулак сжимавший воротник, ослаб. Тень выскользнула из моей руки, а сам я тяжело грохнулся на пол.
Противник еще сумел сделать три шага назад. Его пальцы сомкнулись на рапире, пытаясь вырвать ее. В этом массивном теле жила поистине небывалая сила.
Огр пятился и с каждым следующим шагом тянул лезвие вниз. Он сумел вытащить Тень на четыре дюйма, прежде чем стал заваливаться назад. Наконец стражник рухнул на пол и перестал шевелиться. Я собрал последние силы, чтобы подползти к трупу врага и забрать Тень. Я окликнул рапиру, но не услышал ответа. Тишина. У меня перехватило горло. Я мысленно кричал, выл, умолял Тень вернуться. И снова тишина. Нескончаемая, ледяная тишина. Я потерял ее. Убил. Несколько секунд я не двигался, ожидая, когда освобожденная чума души набросится на мое сознание. Но болезнь затаилась. Мне удалось встать на колени, затем, держась за стул, подняться.
Глухой гнев бился в груди. Отныне лишь только месть могла заполнить ту пустоту, что осталась после Тени. С перекошенным ртом я примостился у двери, чтобы увидеть изгиб лестницы, у которого прятался цензор.
— Арбассен?
— Агон, как ты?
— Нормально.
— Я слышал…
— Все нормально, — оборвал его я. — Фонарь видишь?
— Да.
Висящий на толстом шнуре фонарь заливал коридор зеленоватым светом.
— Сбить его можешь?
— Могу попробовать.
— Так сделай это.
Я понимал, что требую от него весьма опасного трюка. Прислонившись к наличнику двери, я смотрел, как Арбассен выпрямляется во весь рост, превращаясь в отличную мишень для врага. В какой-то миг мне почудилось, что два выпущенных болта сразят цензора. Но бывший убийца с хладнокровием, достойным подражания, в свою очередь, вскинул оружие и выстрелил в полумрак коридора. Когда он стрелял, по обе стороны его лица просвистели арбалетные стрелы. Фонарь покачнулся и упал. Масло, разлившееся по полу, потрещало и погасло. Коридор погрузился во мрак.
Я бросился вперед.
Мои глаза прекрасно различали фигуры суетящихся серых огров. Все стражники изрыгали яростные проклятия, двое из них перезаряжали оружие, а двое выпустили арбалетные болты вслепую.
Я бежал, опустив острие рапиры к полу. Каждый шаг, приближающий меня к жанренийским солдатам, пробуждал доселе спящий наряд Амертины. Наконец он приспособился к окружающей обстановке и до последней секунды скрывал тело от взглядов стражников. Я проскользнул в центр вражеского отряда и принялся наносить удары направо и налево, словно впав в боевое безумие. Я забыл про правую руку, которая плетью висела вдоль тела. Я хотел отдать последнюю дань своей рапире. Напоить ее кровью, свершить месть. Безостановочно кружа в темноте, я без пощады разил огров. Охваченные паникой солдаты истекали кровью и один за другим валились с ног. Но ни один из них даже не подумал сбежать. Без сомнения, они предпочитали умереть в бою, чем подвергнуться наказанию хозяев.
Я все еще кромсал трупы, когда рядом со мной появилась Эвельф. Она коснулась моей руки и прошептала:
— Все кончено. Братишка, они мертвы.
Они все были здесь: сестра, Оршаль, Арбассен и Аракнир. Бледные, но преисполненные решимости.
Я выдавил из себя улыбку и обмяк в руках сестры.
Нефритовая сфера, окрещенная лорголийцами Кварцевой Звездой, по праву считалась одним из самых лучших творений ургеманского отделения «Угольника». Старейшие зодчие гильдии позаботились о том, чтобы все ее линии отличались безупречной плавностью, а пропорции — особой гармонией. Ни один звук с улицы не проникал внутрь сферы, она предназначалась исключительно для ученых занятий и молчаливой медитации. Единственный зал освещался пламенем миниатюрных жаровен, прячущихся в небольших стенных нишах, расположенных по спирали вплоть до самого купола сферы.
Некогда на халцедоновом полу стояли многочисленные столики-пюпитры из драгоценной древесины. За ними работали седовласые маги, очарованные тихим потрескиванием угольков, скрипом перьев. Серые огры заменили пюпитры тремя черными кожаными креслами и низким столиком из эбенового дерева. На подобной строгости, даже скудности обстановки настояли три мага-ренегата, которые трансформировали Кварцевую Звезду в храм страданий.
Под потолком сферы висело около трехсот Танцоров, они парили в пустоте, подвешенные за собственные внутренности, окрашенные в цвет оникса.
Эта черная и блестящая паутина образовывала настоящий часовой механизм, где каждому Танцору было отведено свое место. Первые эскизы пыточной машины Эссим набросал в возрасте пятнадцати лет. Сотни и сотни пергаментных свитков, испещренных черными письменами и рисунками, свидетельствовали о том, что полуночник провел не одну бессонную ночь, совершенствуя мельчайшие детали сложного механизма, рассчитывая пределы боли и доводя до изощренности темную магию Полуночи.
Более того, Эссим любил касаться пальцами подрагивающих кишок. Любое движение одного Танцора передавалось по паутине, подвергая пытке следующего малыша и порождая искру. Маг эксплуатировал саму натуру волшебных созданий, их естественное желание постоянно двигаться и танцевать. Чтобы их руки и ноги окончательно не атрофировались, тот или другой Танцор время от времени принимался дергаться. Несмотря на слабость в членах, он стремился к движению, и тем самым усиливал мучения собратьев.
Трое полуночников ждали Агона де Рошронда, расположившись прямо под огромным пыточным механизмом, откуда на них изливался щедрый водопад черных искр.
Эссим устроился в кресле и крошечными глотками смаковал пряный ликер, привезенный из Модеенской марки. Он оставался единственным из всей троицы, кто еще был способен здраво оценивать ситуацию. Мандиго потихоньку скатывался в безумие и ускользал из-под контроля товарищей. Его рассудок слабел с каждым днем. Этот юродивый, без сомнения, был самым сильным из них троих, но он никогда не умел правильно распределять бурную энергию своей черной души. Сумасшедший напоминал сверходаренного ребенка, который не понимал до конца, что он делает. Сейчас он сидел на подлокотнике кресла, кутаясь в залатанный плащ. Грязный и совершенно потерявший стыд, Мандиго выставил на всеобщее обозрение рахитичные ножки и напряженный член. Эссим поднес бокал к носу, чтобы прогнать вонь, исходившую от Мандиго, и перевел взгляд на Дифома.
Тот, сложив руки на груди и опустив голову, мерил шагами комнату. Полная противоположность Мандиго, Дифом не мог найти себе места — его квадратное ухоженное лицо выдавало сильнейшую тревогу. Он боялся встречи с Агоном и вздрагивал от каждого звука боя, ведущегося на нижних этажах. В первые мгновения битвы он хотел покинуть Кварцевую Звезду, но Эссим его остановил. И речи не может идти о том, чтобы бросить Танцоров!
