— Присоединился к брату. Я не знаю, что намерен делать дальше этот гном. Но надеюсь, что он будет следовать по пути «Угольника».
— Ты поможешь ему?
— Я не знаю. Возможно. Последний раз, когда мы виделись, мы говорили об Эхидиазе. Об «Искре». Мне кажется, что он хочет восстановить таверну и таким образом почтить ее память.
— А ты?
— Я? Я… хотел бы забыть. Я больше не желаю жить воспоминаниями.
— Однако ты намерен жить с той, что убила Эхидиазу.
— Прекрати. Она ее не убивала. — В моем голосе прорезалось раздражение. — Она просто решила спасти Эвельф. Вот и все.
— Как скажешь.
Амертина взяла паузу, чтобы заправить за ухо седой локон.
— Давай поговорим о чем-нибудь ином. Я принесла тебе новости от Малисена. Он решил остаться в Квартале Тысячи Башен. И основать новое Братство.
— Не сомневаюсь, что он преуспеет.
— Я тоже в этом уверена.
— Послушай, я хочу, чтобы ты в последний раз оказала мне помощь. Я могу поручить это только тебе.
— Говори, что от меня требуется.
— Я хочу, чтобы прах моего отца похоронили здесь, под ветвями Ловца Света.
— Хорошо.
— Я все задаюсь вопросом, стал бы он сегодня гордиться мной? Счел бы, что я достоин носить его имя.
— На этот вопрос можешь ответить лишь ты один.
— Наследство Дьюрна некоторым образом является и наследством отца. Как бы я хотел, чтобы он был тут, рядом с нами. У меня появилось ощущение, что он никогда не оставлял своего неразумного сына, всегда заботился обо мне. Как бы я хотел, чтобы он оценил мужество своей дочери, чтобы встретился с тобой, с тобой и всеми остальными.
— Я отправлюсь за его прахом, Агон. Но почему бы тебе не оставить бренные останки отца в баронстве, в его владениях?
— Я хочу, чтобы он знал одну вещь.
— Какую?
— Когда он будет здесь, рядом со мной, он поймет, что я простил его.
Абим
Часть первая
Тени Абима
I
Легкое касание, и я проснулся. Где-то там, в конце кровати, крошечное существо оседлало мою лодыжку. Я приподнялся на локтях и, улыбаясь лишь краешком губ, посмотрел на малыша. Тот обвил ручонками большой палец моей ноги и сейчас тряс его, выражая бесконечную преданность. Я сел и прогнал кроху мановением руки. Этот низший демон уже выполнил свою работу. Существо пискнуло, скользнуло по шелку одеяла, ускакало в сторону окна и растворилось во мраке.
Слипающиеся глаза наконец-то соизволили привыкнуть к темноте. Чертыхаясь, я поднялся. Увы, вчера сон пришел ко мне слишком поздно. Ну что же, придется взбодрить себя крепким ликером или на худой конец морабийским кофе. Вот и весь завтрак. Я покинул спальню и побрел по пустынным коридорам, наполненным затхлым воздухом. Мои «постояльцы» так рано не просыпаются, если, конечно, не считать Пертюиса, который, должно быть, уже во всю трудится в общем зале.
Комната, расположенная на первом этаже, была достаточно просторной, чтобы вмещать нас всех. И на то имелась своя причина: мы обитали в здании бывшего постоялого двора квартала Плюща, которое я выкупил лет эдак десять назад за пригоршню экю. Пертюис не стал открывать ставни. Завернувшись в шерстяной плед, он меланхолично перебирал стопку пергаментов, довольствуясь светом, который давали шафрановые пчелы, рассыпавшиеся по его седеющим волосам. В доме царила приятная прохлада, хотя лето выдалось необычайно жарким. Пертюис не услышал, как я вошел в зал. Его жизненное пространство ограничивалось лежащими на столе листами пергамента и пчелами, тихонько гудящими где-то в районе лба.
Я положил руки на его плечи. Он обернулся. Постаревшее лицо Пертюиса всегда казалось мечтательным, отсутствующим. Сухонькая кожа, отполированная часами усердного труда, выступающие скулы, тонкие губы и большие зеленые глаза, деформированные очками в толстенной прямоугольной оправе.
Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы свыкнуться с моим присутствием и осознать, что речь действительно идет о моей скромной персоне, а не о ком-то другом.
— Все в порядке? — осведомился я.
— Да. Лишь сюда закралась одна крошечная ошибочка. Вот сюда, видишь? — Пертюис продемонстрировал мне пергамент, испещренный математическими символами.
Разумеется, я ничего не видел и ничего не понял.
— Да, конечно. Но ведь у тебя уже готово решение?
— Нет, пока еще нет. Полагаю, я найду правильный ответ во второй половине дня.
— Прекрасно.
Я не стал настаивать. Пусть с моей стороны это и было проявлением трусости, но я поспешил свернуть разговор. Когда Пертюису в голову закрадывается мысль, что вы способны ему хоть чем-то помочь, он обрушивает на вас лавину слов. Конечно, кто-нибудь другой на моем месте понял бы его и помог разрешить возникшую проблему. Но, увы, лишь я один являюсь частью мира Пертюиса, единственным, кто способен проломить стену его одержимости.
Крошечная ошибочка. Вот уже почти целое десятилетие ученый муж гоняется за ней и за ее подругами… «Трактат углов» поддерживает в нем жизнь. Бывший арбалетчик, никогда не состоял у меня на службе, за исключением того времени, когда я был Принцем воров. Его страсть к цифрам оказалась просто невероятной, но, к сожалению, чересчур инстинктивной, и потому перед ним не распахнулись двери университета. В конце концов, когда мы ушли на покой, он целиком и полностью посвятил себя созданию книги, призванной описать совершенный полет арбалетного болта через весь наш немаленький город. По мнению Пертюиса, благодаря неким загадочным ориентирам он мог выстрелить в любое место Абима прямо из окна собственной комнаты. Арбалетный болт, выполненный, как настоящее произведение искусства, должен был миновать не одну улицу, не задевая углы домов, и поразить намеченную мишень. Я никогда бы не осмелился попросить приятеля продемонстрировать полет такой стрелы. Провал бы его убил. Порой я думаю, что однажды обнаружу здесь Пертюиса мертвым, сидящим за столом: потухшие глаза, скрюченные пальцы сжимают перо, испачканное чернилами, и пергамент с бесконечными рядами цифр. Но, по крайней мере, пока он жив, и его жизнь много насыщенней, чем жизнь других стариков.
Я взял бутыль с морабийским кофе и сделал большой глоток прямо из горлышка. Черная шипучая жидкость тотчас наполнила тело бодростью. Ну вот, именно это мне и надо для встречи с Владичем. Окончательно проснувшись, я распрощался с Пертюисом и вернулся в спальню, чтобы одеться. Я выбрал бледно-голубой костюм в лифанском стиле: длинную куртку со стоячим воротником, которая, поверьте на слово, мне чрезвычайно шла. Когда-нибудь любовь к кокетству меня погубит. Но к черту неотесанных мужланов, я всего лишь отдаю дань хорошему вкусу.
