— Маспалио, встать!
— Я хочу есть.
— Потом поешь. А сейчас встань лицом к стене.
— Сначала я хочу поесть.
Дверь с грохотом отворилась. В проеме возникла фигура огра, щеголявшего черной с золотом формой элитной гвардии Дворца Стали. Солдат гаденько улыбнулся, одним махом пересек камеру, схватил меня за шиворот и встряхнул.
— Не желаешь разрушать стереотипы, да? Недаром про фэйри говорят: «Сам маленький, но глотка здоровенная»?
К поясу стражника была приторочена массивная шпага, в левой руке он держал короткую палку, окованную железом. Огр толкнул меня к стене и с размаху стукнул по почкам. Чтобы не взвыть от боли, я до крови закусил губу, а затем сполз на пол.
— Вот видишь, я предпочитаю, чтобы между нами установилось полное взаимопонимание, — выдохнул мой мучитель. — Я разрешаю тебе быть маленьким, но советую забыть о «здоровенной глотке». Не здесь, не со мной. Понял?
Молчание. Стражник обрушил палку на мое бедро.
— Понял?
— Думаю, да, — слабым голосом пробормотал я.
— Тем лучше. А теперь пойдем. Тебя хочет видеть сенешаль.
Тот, кого прозвали Душой Стали, принял меня в своем кабинете — большой комнате, обшитой светлыми древесными панелями. В центре комнаты возвышался металлический стол, намертво крепившийся к полу.
В камине из белого мрамора трещал огонь. Сенешаль Мадокьель стоял ко мне спиной, протянув руки к пламени. Он носил черный костюм, перетянутый в талии широким поясом, расшитым золотом, и высокие сапоги из темной кожи. Его светлые прямые волосы тонкими прядями ниспадали на плечи.
— Оставьте нас, — приказал он, не поворачиваясь.
Хорошо поставленный бесцветный голос. До безобразия ровный.
— Подойди, погрейся у огня, Принц. Во дворце, как всегда, холодно.
Я пристроился рядом с ним. Он чуть повернул голову. Я увидел знакомое восковое лицо с ястребиным профилем, тонкий нос и стальные шарики глаз, в которых отражались сполохи пламени.
— Ты удалился от дел четыре или пять лет назад?
— Шесть.
— Даже так…
— Если уж беседовать о скоротечности времени, то я бы предпочел это делать у себя дома, за стаканчиком доброго вина. Так почему я здесь оказался?
— Это ты мне должен сказать. Признаюсь, я никогда не думал, что ты способен на убийство.
— Я не убивал Адифуаза. Вокруг меня плетется заговор.
— А что скажешь о других преступлениях?
— О каких еще преступлениях?
— Например, об убийстве девицы Жехины. Ты ее знаешь?
— Да, она моя хорошая знакомая, я бы сказал, подруга. Она делала пряжки для моих нарядов.
— Как давно ты ее видел?
— Если ее убили, то…
— Это ты ее убил, Принц. На сей раз у меня имеется несколько надежных свидетелей.
— Не могу не выразить своего удивления. Мы потеряли друг друга из вида два или три года назад…
— И вот четыре дня назад, в самый разгар дня соседи несчастной видели, как ты вошел к ней в дом, а затем через некоторое время вышел из него. Черные феи, прибывшие на место преступления, уверяют, что смерть Жехины совпала по времени с твоим визитом.
Я напряг мозги. В тот день я вел жесточайшее сражение в «Мельнице», где прятался Анделмио. Увы, ни один из постояльцев гостиницы не сможет свидетельствовать в мою пользу. Впрочем, стоит умолчать об этом маленьком инциденте. Сенешаль счел мое молчание признанием вины и продолжил:
— Что касается Адифуаза, выдающегося представителя Дворца Толстяков, тут я даже не настаиваю. Я весьма сожалею об инициативе, проявленной придворными, которые сами вздумали вершить справедливость, хотя обнаруженные улики почти неопровержимы. Короче. Больше всего меня интригует убийство твоего брата. Зачем было его убивать?
Я не сумел скрыть своих чувств. И пусть в последние годы брат стал для меня совсем чужим, он оставался членом моей семьи. Мы частенько ссорились, и на то имелась серьезная причина: братишка регулярно приходил клянчить деньги, чтобы расплатиться с кредиторами. Карточные долги, от них его детское личико покрылось преждевременными морщинами, а огромные голубые глаза вылиняли.
Мадокьель сообщил, что убийство произошло в ту самую ночь, когда я наведался в башню «Бутона».
— На этот раз у меня есть свидетель, — поспешно выпалил я. — Посол.
— Интересно. Какого квадранта?
— Жанренийского.
— Мне думается, что ты пытаешь сбить следствие со следа, но, разумеется, я проверю твои слова.
Сенешаль сел за стол и пригладил волосы ладонью.
— Я ошибался в тебе, Принц. Твоя гильдия всегда соблюдала установленные правила игры, и я рассчитывал, что, уйдя на пенсию, ты довольствуешься тем, что канешь в безвестность. Я никак не могу понять, зачем ты совершил все эти убийства. Я не знаю, что управляло тобой, не знаю твоих мотивов, но полагаю, что обойдусь без этого знания. Ты преступил черту. Преступления, совершенные в наших дворцах, всегда наказываются. В особенности, когда речь о моем собственном дворце. Герцогиня де Бодиа числилась среди наших почетных гостей, самых уважаемых гостей. И ты убил и ее.
— Это не я, — устало вздохнул я. — Я никого не убивал. Ни Жехину… Ни Адифуаза, ни даже брата.
— Ты осудил их на страшную смерть, на алую чуму, — продолжил Мадокьель, не обратив никакого внимания на мой робкий протест. — Оружие преступления, ручной распылитель, который ты похитил у конвоира во Дворце Толстяков, уже найдено. И ты продолжаешь все отрицать?
— Да, все. Я все отрицаю.
— Это не имеет никакого значения. Отныне я не волен над твоею судьбой. Вскоре ты предстанешь пред Стальными судьями. О, простая формальность. Я уже назначил день твоей казни.
— Поговорите с послом. Что касается Жехины, то я готов подвергнуться допросу черных фей. Они могут рыться в моих воспоминаниях, сколько пожелают.
Мадокьель отмел рукой все мои аргументы.
— Воспоминания, извлеченные черными феями, не могут считаться доказательствами, судьи не примут их в расчет. Все знают, что особые наркотики могут исказить картины, запечатленные в памяти. Возможно, именно этим и объясняется твое мнимое присутствие в «Бутоне».
— Давай говорить серьезно. Ты ведь не думаешь, что я виновен, не правда ли? Не будем останавливаться на отсутствии мотивов… Не сомневаюсь, что ты просто ищешь виновного, чтобы успокоить горожан, упрочить свое влияние среди Толстяков, доказать, что ты правишь железной рукой во Дворце Стали. Впрочем, я неплохо тебя знаю, в обычное время ты бы попытался докопаться до мотивов, понять их. А сейчас у твоей справедливости появился привкус мести, сенешаль.
