4-й день месяца Гарпии
Зима. Снег, который идет вот уже несколько дней, не позволяет нам расположиться на террасе. У нас даже нет возможности наблюдать за городом из комнаты: оконные стекла покрылись инеем. Это испытание сблизило нас. Не имея возможности потакать нашим маленьким прихотям, мы беседуем, как старые друзья, сидя у огня. То, что нас объединяет, не похоже на те чувства, что я испытываю к Горнему или Маспалио. С ними я связан крепкой и чистой дружбой, без намека на двусмысленность. Мои отношения с сатиром много сложнее. Речь идет не об обычной привязанности, питаемой к той ли иной особе, с которой нам нравится проводить свободное время. Сатир является абсолютным воплощением моего греха. Греха? Почему, рассказывая о вуаеризме, я употребляю именно это слово? Ведь я поклялся себе, что не буду стыдиться того, чем мы занимаемся. Однако то, как Розиакр подглядывал за нашим городом до начала зимы, затронуло самые сокровенные чувства моей души. Лишь глядя на сатира, прильнувшего к телескопу, я осознал, сколь нездоровое выражение появляется на лице подглядывающего. Но к чему все эти рассуждения? Мы никому не причиняем вреда.
В тот вечер он вошел в мою комнату с мрачным взором, с землисто-серым лицом. Он сел у камина, не ответив на мое приветствие, долго молчал, а затем тихим, но уверенным голосом сообщил, что может дать мне больше. Много больше. Казалось, минувшая ночь высосала из сатира все силы. Он признался, что не спал уже два дня, и вдруг совершенно неожиданно разрыдался. Сомнения душили его, рвали на части. Тогда я прижал Розиакра к груди. Сказал ему, что ничто не способно нас разлучить, что наша дружба бесценна, что ему не стоит ничего бояться рядом со мной. Он нуждался в моем утешении, мечтал увериться в нашей близости, в согласии, царившем меж нами.
И вот тогда он рассказал мне все. Поведал о тайне, чьи истоки терялись во тьме веков, о тайне, передаваемой из поколения в поколение, ее знало не больше десятка семей сатиров. До сей поры лишь избранные, только ему подобные могли услышать эту исповедь.
Сначала Розиакр не стал ничего говорить, объяснять. Он просто на секунду смежил веки, а затем распахнул глаза широко-широко. Он смотрел в окно. Я видел, как постепенно его светло-серые очи меняются, их цвет начал напоминать цвет грозового неба, и вдруг, прямо передо мной, в той комнате, где я пишу эти строки, появилась призрачная картинка. Сначала я различал лишь крошечный фрагмент заснеженного тротуара. Затем увидел силуэт женщины, которая пересекала улицу и остановилась, чтобы поправить пряжку на ботинке. Сцена повторилась раз, другой. Мне почудилось, что я заснул и вижу сон, но голос Розиакра убедил меня в обратном.
— Друг мой, наши глаза воруют саму жизнь. Наш взгляд «захватывает» любую сценку на улице. Мы истинные Подсматривающие. Великие вуаеристы. И мы можем в любое мгновение, стоит только захотеть, воспроизвести все, что увидели. Мы заставляем возрождаться прошлое, когда нам это нужно.
В тот момент я ничего не понял. Сатиру пришлось еще несколько раз сконцентрироваться и продемонстрировать мне женщину, лишь тогда я поверил в невозможное.
Его взгляд был своеобразной призмой, которая улавливает и сохраняет изображения, отдельные сцены из жизни, которые Розиакр, сосредоточившись, может «оживить» в любой миг. Сейчас я явственно различал золотистые нити, тянущиеся от его глаз к призрачной картине. Словно солнечный луч, в котором резвятся пылинки.
Признаюсь, мысли мои путаются. Никак не могу изложить на бумаге все то, что крутится у меня в голове. Рука дрожит. Быть может, я все-таки сплю?
22-й день месяца Гарпии
Я потрясен. Как выразить то, что я ощущаю? Наконец-то я могу прикоснуться пальцем к персоне, за которой слежу. Хотя изображениям, создаваемым сатиром, недостает плотности, однако я могу находиться рядом с теми, кто проживает вдали от дворца.
Вдали от наших законов, наших пиров, от плоти, давящей на сердце. У меня больше нет необходимости припадать к окулярам бинокля или телескопа, искать приоткрытые окна и заглядывать в них. Сатир подарил мне необыкновенное развлечение, чудесное зрелище. Он стал для меня ловцом чужих жизней, которые он кладет к моим ногам, как дань или краденое сокровище.
Я уже не могу обходиться без Розиакра. Целыми днями я томлюсь в ожидании, прислушиваюсь к шагам в коридоре, жду той секунды, когда он появится, и мы сможем насладиться спектаклем.
11-й день месяца Гидры
Идея возникла внезапно. Она пришла в голову именно мне, потому что я больше не мог сносить долгие, нескончаемые часы, пока Розиакр бродит по улицам так далеко от меня. Я хочу найти решение, средство сохранять изображения здесь, в моей комнате, хочу, чтобы я мог распоряжаться ими по собственному усмотрению. Розиакр сделал вид, что удивлен моим предложением, но я подозреваю, что он надеялся, что я сделаю первый шаг и предоставлю в распоряжение мастера все мое состояние. И тогда он сможет начать работу.
Мы тут же наняли неисчислимое количество магов и помощников, которые станут защищать нашу тайну, помогать осуществить задуманное.
19-й день месяца Гидры
Я живу в обществе Танцоров, которые днем и ночью трудятся ради сохранения сценок, воссозданных сатиром. Увы, все наши усилия тщетны. Маги один за другим отказываются от работы. Этим вечером я отослал последних. У меня больше нет сил продолжать.
18-й день месяца Тараска
[20]
Какая радость, какое пьянящее чувство!
Сегодня ночью в мои покои пришли гномы-ренегаты, бывшие члены «Угольника». Надо сказать, весьма зловещие персонажи, наемники, поставившие своей талант на службу магии Полуночи. Я подвергаю опасности все мое состояние, но в конце концов я получил надежду. После провала Танцоров, я хватаюсь за любую соломинку. Я перерыл сотни магических книг, исчерпал все ресурсы Дворца, но наметил план, который должен увенчаться успехом. Да, маги потерпели неудачу, но гномы помогут нам. Зодчие-элементарии поддержали меня в моих начинаниях и пообещали сделать все возможное, создать в срок необходимые механизмы.
Розиакр пустил их в свою мастерскую.
Очень скоро нас ждет триумф.
23-й день месяца Нимфы
Наконец-то! Розиакр собрал у меня в спальне первый эргастул
[21], это название он выбрал сам. Передо мной стоит странный предмет, куб, каждая сторона которого длиной в пол-локтя. Именно этот куб я изобразил на пергаменте. Его железные части напоминают детали часового механизма. Тонкие трубки, которые стараниями гномов стали рельефной основой куба, олицетворением божественных пропорций.
Внутри этой конструкции ожившие сцены могут повторяться до бесконечности. Я пишу, а куб стоит у подножия моей кровати, и в нем мелькают изображения людей. Но это еще не все. Я мог бы удовлетвориться крошечной копией реальных фигур, но гномы предвосхитили мои желания. Простым нажатием на металл я способен увеличить изображение до любого размера. Я плакал от радости.
