— И никто из заклинателей не посвящен в ваш план?
— Никто. Каждый демон, призванный на поверхность, был поручен заботам Хаагенти. Стоит демону преодолеть границу Межбрежья, как он забывает о Романсе.
— А как же ты?
— Я не какой-нибудь обычный Опаловый.
— Но почему ты здесь?
— Мне не нравится, во что меня превратил Романс. Я хочу, чтобы его постигла неудача.
— Почему?
— Чтобы Высшие Дьяволы снова пригласили меня к своим столам и попросили развлечь. Меня забыли, Маспалио. А я не желаю мириться с забвением.
Лицо Кривляки болезненно исказилось.
— Романс получил приоритет, он стал непререкаемым авторитетом, Бездна изменилась, и последствия этих изменений словно волны покатились за пределы Межбрежья. Мы уже вступили в войну, хотя люди этого еще не знают. Вот уже пятьдесят лет как Высшие Дьяволы оттачивают свое оружие и пренебрегают моими представлениями. Я хочу, чтобы истина стала известна всем.
— Но почему ты взбунтовался именно сейчас?
— Я ждал удобного случая, типа того, что представился сегодня, ждал, когда достаточно ловкий заклинатель пронюхает о том, что замышляет Межбрежье, и предупредит об этом людей. Сговор с Высшими Дьяволами обеспечит тебе защиту. А для меня это крайне важно. С твоей помощью я помешаю пришествию Романса и верну надежду моим приверженцам. В прошлом я командовал целой армией скоморохов. Теперь рядом со мной осталась лишь старая, обессиленная горсть паяцев, которая больше не верит в собственный талант. Я хочу вернуться на авансцену, Маспалио, и я хочу, чтобы ты это знал. Я такой не один. Некоторые Высшие Дьяволы поддерживают меня. Они больше не желают тратить силы на этот чертов Романс, но не осмеливаются выступить открыто. Они ждут, когда кто-нибудь сделает это за них. И это буду я. Но чтобы добиться намеченной цели, я нуждаюсь в тебе.
— Не так давно то же самое говорил Владич, — проворчал я. — С чего я должен помогать тебе? Ты утверждаешь, что сговор уже подписан? Если это действительно так, мне большего и не надо. У меня нет намерений провоцировать Высших Дьяволов второй раз.
— Позволишь Романсу закончиться?
— Буду откровенен. Меня и так оклеветали, Кривляка. Если мне удастся отмыться от клеветы и я проведу те несколько лет, что мне остались, в Абиме, окруженный близкими друзьями, уверенный, что Высшие Дьяволы забыли обо мне, мне этого достаточно.
— Надо же, а я-то думал, что ты служишь Абиму. Полагал, что ты любишь этот город, во всяком случае любишь настолько, что не сможешь равнодушно смотреть на его падение.
— Осторожно, ты оскорбляешь меня. Найди кого-нибудь другого. Или выкручивайся в одиночку.
— Это не так просто.
— Что мешает тебе разыскать газетчиков и рассказать им всю правду?
— Ты полагаешь, что мне поверят? Мне, шуту? Высшие Дьяволы тут же узнают о случившемся и устранят меня. У меня-то нет сговора. Именно этот сговор делает тебя столь ценным в моих глазах.
— Забудь обо мне, Кривляка. Мне жаль.
— Нет, это невозможно.
Я вздохнул и решил сделать несколько шагов, чтобы размять затекшие ноги.
Напиток Пертюиса вернул мне силы, и сейчас я думал только о сговоре, который поставит точку во всей этой истории.
— Это невозможно, Маспалио, — настаивал Кривляка, не сводя с меня глаз. — Я — твой последний шанс, единственный щит, который стоит между тобой и Фейерверщиком.
Я застыл.
— Он уже идет по твоим следам, а в сговоре четко прописано, что Высшие Дьяволы снимают с себя всякую ответственность, если ты погибнешь от руки Фейерверщика. Поможешь мне, и я сделаю так, что этот тип не сможет добраться до тебя.
— Ты все продумал, — заметил я.
— Почти все.
— А если я рискну и попытаюсь обойтись без твоей помощи?
— Как Анделмио?
Молчание. Я чувствовал себя уставшим и растерянным.
— Объясни мне, что ты намерен делать, — прошептал я, еле шевеля губами.
— Надо ввести в курс дела послов. Я выбрал Абим именно потому, что этот город является олицетворением всех Сумеречных королевств. Потому что в нем проживает представитель каждой страны материка, и именно иностранные послы должны первыми узнать о Романсе.
— Не легче ли обратиться к газетчикам?
— Нет, послы. Они наделены достаточными полномочиями, они внушают доверие, и потому мы представим свои доказательства этим людям.
— Прежде чем мы продолжим, я хочу, чтобы ты знал одну вещь: без них я и пальцем не пошевелю.
И я с самым решительным видом махнул рукой в сторону двери.
— Что еще за бредни! Ты хочешь, чтобы к нам присоединились твои калеки?
— Я слишком часто решал за них. На сей раз я хочу, чтобы они тебя выслушали и приняли решение сами. Я не желаю ничего скрывать от моих друзей.
— Они нам не нужны.
— Тебе — нет, а мне — да. Или мы беремся за это дело все вместе, или отказываемся.
Мои товарищи сидели или стояли локоть к локтю и с затаенным любопытством смотрели на Кривляку. Легкий бриз, врывающийся в открытые окна, заставлял потрескивать горящие факелы. Пертюис купил несколько бутылок вина и сейчас молча разливал его по бокалам.
Я устроился чуть в стороне, на краю большого стола, и, сложив руки на груди, кивком пригласил Дьявола начать рассказ.
Я посоветовал шуту изложить лишь краткую суть всего того, что он мне поведал несколькими минутами ранее. Какие напряженные лица! Кривляка радовался слушателям как дитя, он был в восторге от своей роли.
— Ну вот, теперь вы все знаете, — сказал я. — Я втянул вас в весьма дурную историю, парни. До сих пор я полагал, что у нас еще есть шанс выпутаться из нее, не производя слишком много шума, но…
— Не кори себя, — бросил Джечети. — Мы всегда прикроем твою спину, и ты это отлично знаешь.
— Да, знаю. Но, прежде чем мы двинемся дальше, я хочу, чтобы каждый из вас усвоил следующее. Тот, кто хочет выйти из игры, может это сделать без ложного стыда. Я дам любому из вас необходимое количество денег, чтобы вы могли покинуть город. Я говорю серьезно. Подумайте, как следует, прежде чем принять решение.
Кривляка вздохнул, закинул ногу на ногу и принялся насвистывать веселый мотивчик, созерцая потолок. Мои товарищи молчали. Обменивались взглядами, но молчали. Прошло несколько долгих мгновений, прежде чем я спросил взволнованным голосом:
— Никого? Вместе до гробовой доски, друзья? За это стоит выпить!
Руки с бокалами взметнулись вверх, и атмосфера в комнате разрядилась.
Даже Дьявол обмакнул губы в вино, а затем, уступив напору моих компаньонов, опустошил бокал до дна. Его обескураживающая манера одеваться, его нелепая, дисгармоничная физиономия и простота манер вызывали невольную симпатию. Я почувствовал, что он завоевал доверие моих стариков.
