Демон-ученик обвел грозным взглядом притихшую толпу, прижал Двойника к груди и растворился в ближайшей тени.
Я не испытывал ни малейшего желания бежать. Мысль о том, что я скоро умру, вызвала у меня странное облегчение, твердую уверенность, что именно так все и должно закончиться.
С робкой улыбкой Фейерверщик попросил меня проследовать за ним, он смотрел на меня взглядом перепуганного, провинившегося подростка. Облаченный в темную поношенную рубаху и стоптанные сапоги, этот парень нисколько не походил на того палача, который являлся в моих страшных снах. Угловатые черты лица, тонкие черные волосы и взъерошенный вид, а главное, нерешительное поведение невольно наводили на мысль о студенте, бредущем в обществе строго профессора.
Вокруг нас царила странная атмосфера. Слуги укрылись в подсобных помещениях. От банкета остались лишь перевернутые столы да стулья, валяющиеся по всему саду. Потрясенные гости без дела слонялись по окрестностям, разбивались на группы и тихо беседовали. Я очень хотел верить, что Лацци смог сбежать после того, как активировал эргастул.
Где-то далеко, у фонтана, там, где должен был произносить свою речь Каэзарим, раздался истошный крик. Казалось, Фейерверщик не обратил на него ни малейшего внимания и продолжал легонько подталкивать меня по направлению к центральным воротам, которые мы миновали в полном молчании.
Справа от себя я заметил нескольких минотавров, окруживших горстку людей, стоящих на коленях и положивших руки на затылок. Это были выжившие воры, которые с горечью смотрели на трупы товарищей, сложенные в кучу у стены. Я не испытывал к ним никакой жалости. Им будет много труднее пережить стыд за предательство Абима, нежели долгое заключение в подземной тюрьме Дворца Стали.
Фейерверщик остановился перед гондолой и указал рукой на ракеты, покоящиеся ровными рядами в ящиках, устланных соломой. Он прыгнул в лодку, затем взял одну ракету и осторожно протянул ее мне.
— Все они лишь для тебя.
Сомнение закралось в душу. Этот парень обращался со мной так, как будто бы я был его сообщником. До сей поры я думал, что им управляет некий порок, что палач наслаждается происходящем и просто приглашает меня представить сцену собственной смерти. Но тон его голоса, так же как и растерянный взгляд, заинтриговали меня.
— Рассвет не за горами, — сказал я. — Мне хотелось бы увидеть, как солнце встает над Абимом.
Мой палач застыл, снова улыбнулся и поднял глаза к небу.
— Я тоже хочу увидеть рассвет, но нам надо спешить. Сначала я собираюсь проститься с ними со всеми. Устроить самый прекрасный фейерверк, который только возможно представить. Этот фейерверк, словно печать, скрепит наш союз… ознаменует нашу новую жизнь.
— Так, значит, ты больше не намерен меня убивать?
— Нет, — застенчиво пробормотал Фейерверщик.
— Но почему?
— У тебя есть дар.
— Дар?
— Я сразу понял это. У тебя дома.
Его глаза полыхнули безумным огнем. Он протянул мне руку.
— Мы с тобой братья, Маспалио.
И вот когда наши руки соприкоснулись, раздался необычный звук, приглушенный свист и хлопок, примчавшиеся откуда-то из-за стены, что находилась позади нас. В данную секунду Фейерверщик скосил глаза на арбалетный болт, подрагивающий прямо посреди его лба. Все происходило, словно во сне: его слабеющие пальцы выскользнули из моей ладони. Тот труд, над которым Пертюис корпел всю свою жизнь, был окончен. Стрела, описанная в «Трактате углов», совершила идеальный полет и нашла свою цель.
Взор Фейерверщика затуманился. Из его носа вытекла тонкая струйка крови. Палач упал в теплую воду канала и несколько мгновений оставался на поверхности: руки раскинуты крестом. Постепенно его кожа начала растворяться. Обнажились внутренности, сухожилия, нервы, кости, которые, в свою очередь, превращались в тонкие цветные волокна, уплывшие к берегу Второго круга. В тот миг, когда вода сомкнулась над телом Фейерверщика и поглотила его, оно уже представляло собой пустую, прозрачную оболочку.
Чуть позже первые отблески дня окрасили нежным светом крыши Абима. Я сидел на краю фонтана и с восхищением созерцал устроенный мной фейерверк.
Отныне я мог оценить всю прелесть грохота ракет, взвивающихся к небесам.
Эпилог
Мы все дальше и дальше углублялись в просторы Межбрежья. Вместе с Кривлякой я возглавлял нашу маленькую процессию. За нами шли мои товарищи, они перешептывались и поддерживали под руки самых дряхлых стариков, не уставая обмениваться впечатлениями о дороге, ведущей к Бездне.
Я чувствовал себя помолодевшим лет на двадцать, а может быть, и больше. Преисполненный юношеского задора, я старался приноровиться к широким шагам Дьявола. Он смог прийти за нами лишь после наступления темноты и при участии Высших Дьяволов, заинтересованных в разоблачении Романса, помог нам преодолеть черные реки, окружающие Металлический зал.
Наверху, в царстве людей, царил небывалый переполох, там решалось будущее самой практики заклинания демонов. Доказательства, полученные при помощи эргастула, были той искрой, от которой вспыхнул пожар при дворах всех Сумеречных королевств. Кривляка по секрету сообщил мне, что адвокаты Дьяволов уже готовы созвать в Абиме чрезвычайный совет. Согласно источникам шута, вскоре адвокаты выступят с заявлением, в котором будет говориться, что лунные демоны — единственные, кто испытывает на себе воздействие Романса — объявляются изгоями. Надзирающие за заклинателями хотят заполучить подписи всех послов, дабы добиться формального запрещения лунного заговора. С хитрой улыбкой Дьявол заверил меня, что Бездна переживает не самые легкие дни, в Тени царит хаос, и что он, Кривляка, постарается извлечь из этой неприятной истории максимум прибыли.
Он также поведал мне, что Опаловый и горгона исчезли. Без всякого сомнения, эта парочка осталась верной своей любви и решила не возвращаться в подземное королевство, чтобы избегнуть гнева сторонников Романса. Еще Кривляка рассказал, что Владич и Двойник разделили одну камеру в тюрьме Аластора…
Мне будет не хватать Абима. Боюсь, страшно не хватать. Надеюсь, что вынужденное изгнание в Бездну не заставит меня забыть о той любви, что всегда жила в моем сердце, любви к городу Теней.
Что касается Розиакра, то он решил остаться в Абиме, чтобы позаботиться об эргастулах. К моему великому изумлению, Селгуанс предложил ремесленнику свои услуги. Опечаленный окончательным и бесповоротным уходом Опалового, маг отказался от идеи создания жемчужного эликсира любви — теперь его магия будет служить сатиру. Прощаясь с Селгуансом, я попросил волшебника оказать мне последнюю услугу и отнести зелье, к которому он потерял всяческий интерес, Экхмору Пелидину.
Меня не волновало то, что сделает Розиакр с эргастулами. Я хотел — я, Принц Маспалио, — получить максимальное удовольствие от этого путешествия, хотел разделить все радости спокойной жизни со своими старыми друзьями.
