Он замолчал, положил обе ладони на перила и уставился на Ловца Света.
— Я надеялся сделать из вас лучшего из лучших. — Мастер клинка опустил глаза. — Но потерпел неудачу.
Амертина подъехала к Урланку и коснулась его руки. Затем она развернула кресло в моем направлении.
— Если ты откажешься от Тени, — нравоучительно произнесла фея, — ты умрешь. Сегодня, завтра или через месяц, вернувшись в лоно Наставничества. Серый кардинал разыщет тебя, проникнет в твое окружение и в конечном итоге вонзит кинжал в сердце. К чему упорствовать? Еще вчера ты мечтал заполучить Тень, я прочла это желание в твоей душе. Ты отличаешься сильным характером, так чего же ты испугался?
На меня разом накатила усталость. Перспектива снова предстать безоружным перед врагами удручала, и я кивнул. Я подозревал, что в какой-то момент мне придется заплатить непомерную цену за опрометчивый поступок: Наставничество, узнав, что я владею зачарованным оружием, откажется от меня. Но до встречи с учителями Странниками еще необходимо дожить…
Заручившись моим согласием, Амертина растворилась среди темных зарослей, скрывавших часть галереи. Что касается Урланка, то он хранил молчание. Так мы и ждали в тишине, пока черная фея не появилась вновь, держа на коленях прут из необработанного железа.
Она подъехала ко мне, подарила одобряющую улыбку и протянула железку:
— Положи на нее руки, — велела повитуха.
Стоило мне прикоснуться к заготовке, как в моем мозгу заметалось тихое эхо женского голоса.
— Лепет рождающегося разума, — сказала Амертина, лаская взглядом холодный металл. — О, как я рада подарить ей жизнь, создать крохотную искорку сознания, которое окрепнет подле тебя.
Внезапно Урланк оторвался от созерцания дерева:
— Приступим.
Мы безропотно подчинились приказу мастера и нырнули в заросли ветвей. Казалось, сейчас Урланк нисколько не боится их присутствия, как это было в тот день, когда дерево задумало схватить нас после того, как я задал вопрос о смерти Дьюрна. Выверенными жестами он отодвигал ветки, не обращая внимания на их острые концы, которые извивались при нашем приближении.
Так мы очутились в самом углу галереи, где ветви превращались в настоящий лабиринт. Урланк остановился.
— Возьмите Амертину на руки, — скомандовал он, ступив на толстую ветвь, протянувшуюся над пустотой.
От мысли, что мне придется последовать за ним, мое сердце болезненно сжалось.
— Не бойся, — подбодрила меня черная фея. — Если ты оступишься, Ловец Света тебя удержит.
Я подхватил женщину на руки и двинулся за учителем фехтования. В конце ветви обнаружилась узкая ложбина, в которой мэтр и устроился, скрестив ноги. Я последовал его примеру, усадив Амертину между нами. Нас окутала ватная тишина. Старуха нежно гладила железный прут, сопровождая движения ударами крыльев.
— А теперь, Агон, поцелуй меня, — прошептала Амертина.
По моей спине забегали ледяные мурашки.
— Что?
— Поцелуй жизни скрепит наш союз, — добавился она, подставляя губы.
«Мэтр Гийом, сможете ли вы простить меня?» — подумал я, касаясь губами сухих губ черной феи. Время вздохнуло и застыло. Затем Амертина отстранилась и несколько раз подула на металл. Ее крылья яростно бились, в ложбину ворвался горячий ветер, разметав седые волосы матери оружия. Гримаса боли исказила лицо Амертины, но она продолжала дуть на железный прут, который постепенно менял форму. Ветер стал шквалистым, казалось, он несет с собой жар раскаленных песков пустыни Кех. Накидка ее раздулась, хлопая на ветру, мятежные пряди хлестали по щекам, но черная фея, повитуха железных душ, не прекращала процесс творения. Сейчас из ее рта, словно из кузнечного горна, извергалось пламя: железо раскалилось, стало мягким, как глина, и вот, наконец, мы увидели очертания тонкого клинка. В центре бури рождалось оружие, нарисованное Урланком. Амертина издала пронзительный вопль, воздев руки к небу. Ее лицо стало воплощением страдания, волосы на голове вспыхнули и окаменели. Затем она рухнула прямо на рапиру, и ветер тотчас же стих. Наступила тишина. Прошло несколько мгновений, прежде чем Урланк наклонился, чтобы прижать к груди хрупкое тельце феи. Он укачивал свою подругу, будто ребенка.
— Вот все и закончилось, — шептал мастер. — Теперь Тень с нами.
Я впился взглядом в рапиру, загипнотизированный красотой смертоносного клинка, и никак не решался положить ладонь на изящный эфес. Даже в темноте было видно, сколь она совершенна. Вопреки всем моим пожеланиям, Урланк создал рапиру удивительной простоты. Когда мы работали над набросками, я представлял себе изысканные формы, сложное плетение дужек гарды, металлические завитки с тончайшими деталями. А передо мной лежало совершенное оружие, словно вырезанное из куска черного камня. Колоколообразная гарда заставляла думать о тонких ветвях Ловцов Света, и вот я вложил в нее руку. Какая прекрасная балансировка! Я приподнял клинок. Он был чрезвычайно тонким, а по его краю шли невидимые глазу зубцы, о наличии которых можно было догадаться, лишь проведя пальцем.
— Она такая, как вы хотели? — осведомился Урланк. — Вы ведь желали видеть ее шаловливой, но при этом немного жестокой. Берегитесь, мессир, — пошутил он, глядя на лицо Амертины. — Берегитесь…
Я закрыл глаза.
Она жила. Сначала я ощутил тихое дыхание, а затем в моей голове возник мелодичный голосок:
— Агон… Агон де Рошронд.
Ее сознание встрепенулось и слилось с моим, пытаясь проникнуть все глубже и глубже.
— Эй, потише! — воскликнул я.
— Сконцентрируйтесь, — посоветовал Урланк.
Легко сказать! Я наморщил лоб, а Тень резвилась в моей памяти, время от времени испуская восторженные возгласы. Но пока рапира осваивалась, я ощутил, сколь велика моя власть над нею, и то, что она уже признала хозяина. Вскоре я смог сосредоточиться, собрать разбегающиеся мысли и обездвижить слишком шустрый разум Тени.
— Отпусти меня! — запротестовала рапира.
— При условии, что ты умеришь свой пыл.
И тогда она позволила мне ощутить ее настоящие эмоции: смесь разочарования и лукавства.
— Договорились?
— Ты хозяин своей голове, — ответила кокетка. — В любом случае, я уже успела достаточно узнать. Я прекращу исследовать твою память, но вместо этого я хотела бы видеть. Мне нужны глаза, твои глаза.
— Что еще попросишь?
— Я могу видеть окружающий мир только с помощью твоих глаз. И тебе решать, предоставишь ты мне такую возможность или нет. Не бойся, это не причинит никакого вреда, я буду смиренной гостьей в твоем взгляде. Так же, как мой голос звучит лишь в твоем мозгу, больше меня никто не слышит. Поэтому все наши разговоры останутся тайной…
— Хорошо. Давай попробуем.
