Несмотря на страшный шум, некоторые школяры услышали музыку и заметили меня. Еще десяток локтей отделял меня от кордона психолунников, когда кто-то из учеников узнал меня и, страшно оскалив лицо, двинулся наперерез с рапирой в руке. Я решил, что все пропало. Если я брошу цистру и возьмусь за Тень, меня убьют ветки. Если я продолжу играть «Аврору», за меня возьмутся ученики…
Я сглотнул ком, застрявший в горле, прекратил игру и вытащил рапиру.
— Сколько у меня времени, чтобы расправиться с учениками и добраться до психолунников?
Тень мгновенно оценила ситуацию.
— Кажется, ты совершил ошибку, страшную ошибку, — прошептала она.
Впервые в ее голове прозвучало настоящее смятение. В ту же секунду Ловцы Света застыли. Ученики и психолунники последовали их примеру, ошеломленные или скорее напуганные внезапной тишиной, упавшей на школу.
— Они в смущении, Тень, они ищут меня, но все еще не видят!
— Эхо, хозяин, эхо мелодии…
Ее голос перекрыл чавкающий звук, с которым мой локоть впечатался в лицо ближайшего психолунника. Мужчина покачнулся и рухнул на спину. Я перескочил через него и устремился к Дереву, преследуемый яростно вопящими школярами и психолунниками. Но теперь меня заботили ветви дерева, которые ожили и начали конвульсивно подергиваться.
Я уже вознамерился взлететь по ступеням, ведущим к необъятному стволу, когда меня догнали двое учеников с обнаженными рапирами. Я сделал умопомрачительный вольт и отразил атаку первого противника, пытавшегося преградить путь к лестнице. Каким-то чудом мне удалось добраться до ступеней. Тень задела обоих нападавших. Лестница была слишком узкой, и мои враги не могли атаковать одновременно. Старший из них, размахивая клинком, бросился вперед. Я держал его на расстоянии: спасибо Тени, которая помогала мне, короткими мысленными командами направляя удары. Ступень, еще одна, еще — я натолкнулся спиной на дверь башни и решил, что партия выиграна. И тут эхо «Авроры» смолкло, явив свету убийцу Дьюрна. Ветви Дерева незамедлительно потянулись ко мне.
За считанные секунды я бросил Тень в ножны и снова схватился за цистру, но черные отростки уже пронзили грудь. Этим не преминул воспользоваться мой ближайший противник. Несмотря на страх, который ему внушало разбушевавшееся дерево, он атаковал, целясь прямо в сердце. Наши взгляды встретились, но его рапира лишь вспорола ткань моего камзола: одна из веток задела клинок. Ученик предпочел отступить и присоединиться к товарищу, все еще топтавшемуся на лестнице. Я остался один, пригвожденный ветвями к коре Ловца Света. Сумасшедший бег и короткая, но яростная стычка со школярами опустошили меня, и сейчас я задыхался, чувствуя, как огонь опаляет легкие в тех местах, куда вонзились черные отростки. Я вспомнил Урланка, и его рассказ об учениках, попавших в ловушку Ловца Света. Учитель говорил, что малейшее движение может привести к тому, что ветви разорвут внутренности обездвиженного бедняги…
Я перестал дышать и, едва касаясь пальцами струн, снова взял первые аккорды «Авроры». Новый болезненный ожог заставил меня глухо застонать. Дерево слишком поздно поняло, что происходит. Новые ветви потянулись, норовя вырвать цистру из рук, и в этот момент мое сознание закрылось для них. Ловец Света больше меня не видел. Не прекращая играть, я толкнул дверь плечом и вошел внутрь башни.
Здесь обнаружилась одна-единственная комната, в которой спиной к лестнице стоял мужчина, наблюдавший сквозь разноцветные стекла окна за беспорядками, охватившими школу. Я осмотрелся и увидел странную коническую конструкцию, пронзающую ее снизу вверх ветку, зажавшую в «лапе» потрескивающий факел, смятую постель, письменный прибор, гусиные перья, торчащие из чернильниц с чернилами разных цветов, рубашки, небрежно брошенные на бархатное кресло.
Мужчина, или скорее ребенок, повернулся. Я не был готов к тому, что Дьюрн окажется таким молодым. Ректору было не больше шестнадцати-семнадцати лет; на его вытянутом лице сверкали огромные серые глаза, две влажные жемчужины — олицетворение невинности. Длиннющие ресницы Дьюрна украшала тончайшая черная шелковая лента, завязанная крошечным бантиком. Серебряный обруч пересекал чистый высокий лоб, удерживая молочно-белые волосы, ниспадающие на спину. Я прекратил играть и закинул цистру за спину.
— Добро пожаловать, Агон де Рошронд, — прозвучал удивительно певучий голос.
Моя рука потянулась к эфесу Тени.
— Ничего не понимаю, — прошептала та. — Даже если Дерево и перестало тебя видеть, то ветки, отступая, должны были разорвать плоть…
Облаченный в шерстяную тогу, волочащуюся по полу, Дьюрн провел тонкой рукой по волосам.
— Палач Школы Ловцов Света, не слишком-то простая роль, — сказал он, подходя ближе.
Поэты назвали бы выражение, застывшее на лице лорда-ректора, энигматичным. Я потихоньку приходил в себя, грудь еще побаливала, но я уже мог безбоязненно дышать.
— Получается, вы всего лишь ребенок… — протянул я, касаясь сердца собеседника острием рапиры.
— Прямо над тобой затаилась ветка Ловца Света, — озабоченным голосом бубнила Тень, — почему она не приходит Дьюрну на помощь? Почему она бездействует? Хозяин, что здесь происходит? Складывается впечатление, что он совершенно тебя не боится…
— Уберите ваше оружие, Агон, оно слишком болтливо, а это мешает. Я знаю, зачем вы сюда пришли. Я в курсе ваших злоключений, и сомневаюсь, что в глубине души вы смирились со своим прошлым, что мечтаете сеять смерть…
— Я должен убить ребенка, — прошептал я. — Но кто вы, Дьюрн? Как могло случиться, что за все эти годы вы совершенно не постарели? Лорд-ректор — ребенок, такое не укладывается в голове…
— Именно здесь я должен был находиться, Агон. В волшебном месте, где день венчается с ночью, и правят бал вечные сумерки. Совершенно иные люди позаботились о том, чтобы эта школа стала Школой Ловцов Света.
— Но Урланк утверждал, что это вы были основателем школы.
— В некотором роде, это так. Но, как и вы, я — жертва обстоятельств.
Он сел за письменный стол и провел рукой по столешнице.
— Как сейчас вижу вашего отца, он стоял там же, где и вы. Я до сих пор чувствую ненависть, почти материальную ненависть, которую он питал к Наставничеству. Его ненависть, да… она потрясла меня. Она измотала его, порой она даже мешала барону сконцентрироваться… так он хотел, чтобы вы отреклись от своих учителей. Я взял пергамент и записал то, что больше всего поразило меня в вашей истории. Несколько фраз, но их оказалось достаточно, чтобы понять: долгожданный наследник скоро постучится в ворота Школы Ловцов Света.
У меня закружилась голова, привалившись к стене, я пробормотал:
— Что вы такое говорите? Наследник? Наследник чего?
— Наследник Школы Ловцов Света.
Кажется, мое сердце остановилось.
— Нет, вы никогда бы не осмелились…
