Лерсшвен не сомневался, что они говорят о черной фее Агона. Неужели ему все-таки придется снова встретиться с аккордником? Еще до Школы Ловцов Света маг Затмения понял, какую небывалую пользу можно извлечь из странного таланта черных фей. Не без труда ему удалось уговорить их прибыть в Лоргол. И вот теперь они хотят, чтобы он привел к ним ту, которую он некогда держал в своих руках! Но Лерсшвен даже представить себе не мог, что она так нужна «его» черным феям. Где же укрылась Амертина? Это знает один лишь Агон. Затменник тут же подумал об Эхидиазе, у которой работал сын барона. Но эта дьяволица не любит его, Лерсшвена. Она сделает все возможное, что затруднить его поиски. Придется прибегнуть к силе.
Феи снова загомонили:
— Лерсшвен, дорогой Лерсшвен. Найди ее, приведи ее…
— Мы все обсудили…
— Без нее мы не станем ничего делать…
— Мы слишком рискуем…
«Чтоб вам пусто было, — подумал Лерсшвен. — Опять бесконечные страхи и причитания, они счастливы, что могут обрести могучую союзницу, свалить на нее основную работу». Черная фея Агона — превосходный предлог, чтобы отказать фэйри в его просьбе. Необходимость наделить душой мертвый камень приводила фей в ужас. Они боялись потерпеть неудачу, но, прежде всего, боялись боли. Словно прочитав мысли Лерсшвена, феи снова затянули:
— Не думай, что мы боимся…
— Не то чтобы боимся…
— Ты найдешь ее. Она поможет. Она сможет произвести на свет души, оживить старые камни, и ты будешь доволен.
Фея, которая произнесла последнюю фразу, вскочила и яростно забила крыльями.
— Теперь мы должны покинуть тебя, — сказала она.
— И поскорее, — добавили ее подруги.
— Мы и так слишком долго оставались в этом месте, — заявила еще одна.
Лерсшвен молча склонил голову, он был озадачен неожиданной просьбой. Феи принялись отталкиваться от стены галереи крошечными сморщенными ручонками. Лодка медленно заскользила по водам подземной реки и растворилась в темноте.
Затменник со злости стукнул кулаком по корме. «Гадюки…» — прошептал он. Они не оставили ему выбора, он должен схватить Агона. Лерсшвен вспомнил, как он прибыл в Лоргол вместе с аккордником и его черной феей. Если бы он только знал… Он потерял столько времени! Маг погладил Танцора и пересадил малыша на плечо. Он должен торопиться. Ассамблея соберется со дня на день. И к этому моменту он должен быть во всеоружии.
X
Я больше не покидал чердак. Теперь вся моя жизнь сосредоточилась в стенах этой большой пестрой комнаты, вдали от ярости улиц. Огонь в камине дарил свет и тепло, мы были совсем одни: Амертина, Тень, Танцор и я.
Боэдур со своим органом вернули мне вкус к музыке, и я вновь взялся за цистру. Сначала я довольствовался веселыми бесхитростными мелодиями, старясь скрасить наши долгие вечера. Затем постепенно стал стремиться к большему, принялся искать в нотах глубинный смысл, магию Аккордов. Я хотел припомнить все уроки Мелодена. Я учился зажимать струны совершенно особым образом, учился управлять музыкой, не позволяя звукам захлестнуть мой разум. И вот через несколько дней я понял, что для совершенствования своего мастерства должен попытаться проникнуть в сознание другого человека…
Совершенно неожиданно Амертина предложила свое сознание. Подобная перспектива ужаснула меня. На протяжении целого дня я бродил по чердаку с цистрой в руках, но не мог извлечь из инструмента ни единого звука и решился обратиться за советом к Тени. Она нашла верные слова, сумела убедить, что осторожная попытка не угрожает целостности разума Амертины. Но рапира посоветовала действовать крайне осмотрительно. Она не хотела этого говорить, но в тайне опасалась, что я могу ранить рассудок ее матери, черной феи.
Когда наступил вечер, я все-таки решился и попросил Амертину устроиться рядом со мной. Она подчинилась и улыбкой пригласила приступить к игре.
Начал я с темы моего детства. Минута растерянности, а затем пальцы уверенно, без дрожи, запорхали по струнам. Постепенно в мой мозг закрались странные звуки, перекрывающие голос цистры. Резкая неприятная какофония, словно победоносная вражеская армия, вторглась во владения моего разума. Я тотчас ощутил настоятельную потребность играть быстрее. Мои пальцы проворно зажимали струны, я брал самые смелые и сложные аккорды. Какофония испуганно отпрянула, стала тише. «Аккорды усмирят любой посторонний шум, любые звуки, что рождаются в мозгу людей», — утверждал Мелоден.
Сознание Амертины обрело гармонию. Теперь каждое воспоминание черной феи соответствовало определенному звуку и слышалось вполне отчетливо. Но я чувствовал, что не могу двигаться дальше. Неверная или пропущенная нота порождала жалобный скрежет. Я старался держать музыкальный строй, тщательно структурировать мелодию. Но я был не в состоянии услышать все воспоминания и мысли Амертины. Доступными оказались лишь некоторые фрагменты памяти пожилой женщины. Я напряг слух, и передо мной проплыли картины недавнего прошлого, нашей повседневной жизни на чердаке. Управлять мелодией становилось все труднее и труднее. Еще один неверный аккорд, и изображение распалось на тысячу разрозненных фрагментов, издало пронзительный вопль, который резанул по барабанным перепонкам. Я отпустил последнюю струну и открыл глаза. Амертина внимательно смотрела на меня, ее лицо было безмятежным.
— Ну что? — спросил я.
— Я почти ничего не чувствовала. Быть может, два или три раза мне показалось, что кто-то пытается проникнуть в мою голову, но это ощущение нельзя назвать болезненным.
— Фальшивые ноты, моя фея, — признался я, улыбаясь.
На следующий день я вышел на улицу, чтобы купить перья, чернила и листы пергамента. Забыв о моем чудесном Танцоре, я корпел над бумагой, покрывая ее нотными знаками, вдохновляясь мелодией, родившейся накануне вечером.
Снаружи доносился городской шум, возвещающий о приближении ночи. Торговцы гортанными криками зазывали припозднившихся покупателей, в порт заходили последние корабли. Я сидел за столом, склонившись над пергаментами, когда меня отвлек какой-то необычный звук. Сначала я решил, что это скрипят растрескавшиеся половицы, но звук повторился. Амертина ничего не услышала, и я, стараясь как можно меньше шуметь, поднялся с места, знаком велев фее не двигаться. Я схватил Тень, раскрыл ей свой разум и спросил, что она думает о странном скрипе.
— Х-м-м… Что-то мне это не нравится. Возможно, в дом проник бродяга или вор, хотя сомневаюсь.
Несколько успокоенный, я подошел к двери. Пойти посмотреть? Мне не нравилась сама мысль, что я буду сидеть, сложа руки, и ждать, пока неизвестные нагрянут на чердак. Особенно если это Оршаль обнаружил мое логово… Я приоткрыл дверь. Дом был погружен в тишину. Жестом я попросил Амертину приблизиться.
— Запри за мной дверь, — прошептал я. — И открывай, если только я прикажу это сделать.
Я медленно спустился по лестнице, останавливаясь на каждой ступени, чтобы прислушаться к звукам спящего здания. В какой-то момент мне показалось, что я различаю тихие шаги. Спустившись, я осмотрел длинный коридор, ведущий к входной двери. Способность видеть в темноте наделяла меня значительным преимуществом. Чужаку, кем бы он ни был, не скрыться от моего взгляда.
