И вот мы сняли туфли, и нас провели в храм, при этом нужно аккуратно перешагнуть через порог, так как наступать на порог запрещается. Кроме того, запрещается показывать подошвы ног, а это довольно трудный подвиг, особенно когда сидишь на земле скрестив ноги.
Внутри храма темно и прохладно и струится вода священного источника, про который говорят, что он сообщается с Меккой. В этот Храм в торжественные дни вносят Изображение Павлина. Павлин, по словам некоторых, избран представлять шайтана потому, что это слово больше всего непохоже на Запретное Имя. Во всяком случае, Ангел-Павлин религии йезиди – это именно Люцифер, Сын Утра.
Мы вышли и снова сели в прохладной тишине и покое двора. Нам обоим казалась ненавистной мысль о возвращении из этого горного убежища в сутолоку нашего мира.
Шейх Ади – это место, которое мне никогда не забыть, как не забыть и того покоя и умиротворения, которые овладели тогда моей душой…
Глава йезиди, Мир, однажды посетил наши раскопки в Ираке. Это высокий человек с печальным лицом, одетый во все черное. Он одновременно и Папа и Вождь, хотя, по общему мнению, этот конкретный Мир в полной зависимости от своей тетки, Хатун святилища Шейх Ади, и своей матери, красивой честолюбивой женщины, про которую говорят, что она держит сына на наркотиках, чтобы держать власть в своих руках.
По пути через Джебель Синджар мы нанесли визит шейху йезиди Синджара, Хамо Шеро, очень старому человеку, которому, как говорят, девяносто лет. Во время войны 1914 – 1918 годов сотни армян-беженцев бежали от турков и получили убежище в Синджаре, что спасло им жизнь.
Очередные яростные разногласия возникают из-за дня отдыха. День после выплаты денег всегда выходной. Магометане заявляют, что раз на раскопе магометан больше, чем христиан, то в качестве выходного должна быть выбрана пятница. Армяне в любом случае отказываются работать по воскресеньям и говорят, что раз раскопки ведут христиане, то выходным должно быть воскресенье.
Мы постановили, что выходным будет вторник, который, насколько нам известно, не является праздничным днем ни в одной религии.
По вечерам формены приходят к нам, пьют с нами кофе и рассказывают о возникших трудностях и проблемах.
Старый Абд эс Салям особенно красноречив в этот вечер. Его голос взлетает в долгом страстном монологе. Я не могу понять, о чем он, хотя слушаю внимательно. Однако его речь настолько драматична, что будит мое любопытство. Когда Абд эс Салям делает паузу, чтобы перевести дух, я спрашиваю Макса, о чем все это.
Макс отвечает одним коротким словом: «Запор».
Почувствовав мой интерес, Абд эс Салям обращается ко мне и продолжает изливать риторические подробности своего состояния.
Макс говорит: «Он испробовал средства Эно, Бичам, растительные слабительные и касторовое масло. Он тебе излагает, как именно он себя чувствовал после каждого из них и как ни одно из них не дало желаемого результата».
Несомненно, есть показания для лошадиного лекарства французского доктора.
Макс дает огромную дозу. Абд эс Салям уходит, полный надежд, а мы все молимся о счастливом исходе!
Я теперь очень занята. Кроме реставрации керамики есть еще фотография – мне предоставлена «темная комната». Она несколько напоминает средневековую камеру пыток.
В ней нельзя ни стоять, ни сидеть! Я вползаю на всех четырех и проявляю пластинки, стоя на коленях с опущенной головой. Я выползаю, практически задохнувшаяся от жары и неспособная стоять на ногах, и получаю некоторое удовольствие, подробно излагая свои страдания, хотя слушатели не очень внимательны – их интерес полностью сосредоточен на негативах, а не на той, кто их проявил.
Иногда Макс вспоминает, что надо тепло и тактично сказать: «Я нахожу, что ты просто чудо, дорогая» – но произносит это слегка рассеянно.
* * *
Наш дом закончен. С верха городища он смотрится как нечто священное из-за его высокого купола, белизну которого оттеняет высушенная солнцем земля. Внутри он очень приятен. Купол дает ощущение простора и под ним прохладно. Две комнаты по одну его сторону это сперва комната древностей, а за ней спальня моя и Макса. По другую сторону – чертежная и за ней спальня, которую делят Мак и Б. В этом году мы здесь пробудем еще только неделю или две. Уборка урожая уже началась и люди каждый день покидают раскоп ради жатвы. Цветов больше нет, они исчезли в одну ночь, так как бедуины спустились с гор, теперь повсюду вокруг их коричневые шатры, а их скот пасется, съедая все, что может, по мере их неторопливого продвижения на юг.
Мы вернемся в будущем году – вернемся к себе домой, потому что это строение с куполом, стоящее посреди ничего, уже стало для нас нашим домом.
Шейх в своих белоснежных одеждах обходит его вокруг с довольным видом, его веселые глаза сверкают. Это станет в конце концов его наследством, и он уже чувствует, что его престиж укрепляется.
Будет хорошо снова увидеть Англию. Хорошо увидеть друзей, и зеленую траву, и высокие деревья. Но хорошо будет также вернуться сюда в следующем году.
Мак делает набросок. Это набросок городища – в высшей степени формализованный вид, но мне он очень нравится.
Не видно ни одного человеческого существа, только плавные линии и пятна теней. Я понимаю, что Мак не только архитектор. Он и художник. Я прошу его нарисовать обложку для моей новой книги.
Входит Б. и жалуется, что все стулья упаковали, сесть не на что.
«А зачем вам сидеть? – спрашивает Макс. – Столько работы еще нужно сделать».
Он выходит, а Б. говорит мне с осуждением:
«Какой энергичный человек ваш муж!»
Я сомневаюсь, что кто-нибудь этому поверил бы, если бы только видел Макса спящим летним днем в Англии…
Я начинаю думать о Девоне, о красных скалах и синем море… Как чудесно ехать домой – моя дочь, собака, девонширские сливки, яблоки, купанье. Я восторженно вздыхаю.
Глава 6
ВСЕ ПУТИ ПРИВОДЯТ К ВСТРЕЧЕ
[56]Наши находки придают уверенность, и мы собираемся копать еще один сезон.
В этом году наша команда будет иной.
Мак на других раскопках в Палестине, но надеется присоединиться к нам на последние несколько недель сезона.
Поэтому у нас будет другой архитектор. Кроме того, будет еще один сотрудник – Полковник. Макс надеется совместить некоторый объем работ на телле Браке с раскопками на Чагаре, и Полковник может возглавить работы на одном раскопе, пока Макс на другом.
Макс, Полковник и наш новый архитектор едут вместе, я поеду вслед за ними недели две спустя.
Недели за две до их отъезда звонит наш архитектор и спрашивает Макса, которого нет дома. Голос у него встревоженный. Я спрашиваю, не могу ли я помочь.
