* * *
Французская армия в эти дни проводит маневры. Полковник, в котором проснулся профессиональный интерес военного, очень ими взволнован. Однако все его попытки завязать знакомство встречают исключительно холодный прием со стороны французских офицеров, к которым он обращается. Они относятся к нему с подозрением.
Я говорю ему, что они принимают его за шпиона.
«За шпиона? Меня? – вопрошает Полковник, глубоко оскорбленный – Как они могут такое подумать?»
«Но очевидно, что они подумали именно это».
«Я задавал им всего лишь несколько простых вопросов, Это то, что интересно с технической точки зрения. Но они отвечают так неопределенно».
Для бедного Полковника, жаждавшего поговорить с коллегами по профессии, большим разочарованием оказывается их решительный отпор.
Наших рабочих маневры волнуют совсем по другой причине. Один серьезный бородатый человек подходит к Максу. «Хвайя, аскеры не станут вмешиваться в мое дело?»
«Нет, конечно, они совсем не будут вмешиваться в раскопки».
«Я имею в виду не работу, Хвайя, а мое собственное дело».
Макс спрашивает, что это за дело, и тот с гордостью отвечает, что это контрабанда сигарет!
Контрабанда сигарет через границу Ирака представляется почти точной наукой. Машина таможенников приезжает в деревню в один день, а на следующий день – контрабандисты… Макс спрашивает, неужели таможенники никогда не возвращаются и не посещают деревню еще раз. Человек смотрит на него осуждающе и говорит, что, конечно же, нет. Если бы они вернулись, все было бы плохо. А так рабочие счастливо курят сигареты, которые обходятся им в два пенса за сотню!
Макс расспрашивает некоторых из рабочих, сколько же точно уходит у них на жизнь. Большинство из них приносит с собой мешок муки, если они приходят из дальней деревни. Этого им хватает дней на десять. Кто-то в деревне печет им хлеб, так как, по-видимому, печь самим – это ниже их достоинства. Иногда они едят луковицы, изредка рис и, вероятно, еще кислое молоко. Посчитав все цены, мы обнаруживаем, что каждый из рабочих тратит на жизнь примерно два пенса в неделю!
Теперь подходят еще двое рабочих – они турки – и тоже с беспокойством спрашивают об аскерах.
«Они нам не сделают неприятности, Хвайя?»
По-видимому, туркам не следует находиться по эту сторону границы. Один из рабочих с киркой, однако, их успокаивает. «Все будет в порядке, – говорит он, – вы носите кэфи».
Кепку на голове в этих краях носить не принято, презрительные вопли раздаются со стороны носящих кэфи арабов и курдов – они кричат «Турки! Турки!» и указывают пальцем на несчастного человека, который, выполняя приказ Мустафы Кемаля, носит европейский головной убор. «Нет покоя голове, которая носит кепку
[79]» в этих краях.
Сегодня вечером, когда мы кончаем обедать, входит озабоченный Ферхид и тоном глубокого отчаяния объявляет, что шейх привел своих жен, чтобы спросить совета у Хатун.
Я немного нервничаю. По-видимому, у меня создалась репутация человека, умудренного в медицине. Это, без сомнения, незаслуженно. Хотя курдские женщины без всяких предрассудков излагают подробности своих недугов Максу для передачи мне, более скромные арабские женщины согласны обращаться ко мне, только когда я одна. Последующая сцена в основном представляет из себя пантомиму. Головная боль легко определяется, и аспирин принимается с благоговейным уважением. Больные и воспаленные глаза видны, но вот объяснить, как пользоваться борной кислотой – труднее.
«Mai harr», – говорю я (горячая вода).
«Mai harr», – повторяют они.
Затем я провожу демонстрацию со щепоткой борной кислоты – «Mithl hadha».
Заключительная пантомима промывания глаз.
На это пациентка отвечает пантомимой, изображающей большой глоток. Я качаю головой. Лекарство наружное, для глаз. Пациентка слегка разочарована. Однако на следующий день мы слышим от формена, что жене Абу Сулеймана очень помогло лекарство Хатун. Она им промыла глаза, а затем выпила все, до последней капли!
Самый распространенный жест – выразительное потирание живота. Это имеет два возможных значения: а) острое расстройство пищеварения; б) жалоба на бесплодие.
Питьевая сода дает хорошие результаты в первом случае и завоевала неожиданную репутацию во втором.
«Белый порошок, который твоя Хатун дала в прошлом сезоне, сотворил чудо! У меня теперь двое крепких сыновей-близнецов!»
Невзирая на воспоминания об этих прошлых триумфах, я все-таки побаиваюсь предстоящего мне испытания. Макс с обычным оптимизмом меня подбадривает. Шейх ему сказал, что у его жены болят глаза. Наверняка это будет простейший случай, когда нужна борная кислота.
Жены шейха, в отличие от женщин из деревне, были, конечно, под покрывалами. Поэтому в пустую кладовую, где я должна осматривать пациентку, приносят лампу.
Полковник и Бампс делают ряд нахальных замечаний и изо всех сил стараются запугать меня, когда я направляюсь в этот кабинет врача.
Снаружи в темноте стоит человек восемнадцать. Шейх приветствует Макса радостным ревом и машет рукой в сторону высокой фигуры под покрывалом.
Я произношу общепринятые приветствия и направляюсь в сторону кладовой. Не одна, а пять женщин следуют за мной. Все они возбуждены, смеются и разговаривают.
Дверь за нами закрывается. Макс и Шейх остаются снаружи, чтобы переводить то, что потребуется.
Я немного ошарашена, увидев столько женщин. Все они жены? Им всем нужна медицинская помощь?
Покрывала сбрасываются. Одна из женщин, молодая и высокая, очень красива. Я думаю, что это новая жена-йезиди, приобретенная на аванс арендной платы за землю. Главная жена много старше; на вид ей лет сорок пять, но возможно, что ей и тридцать. На всех женщинах драгоценности, и все они принадлежат к курдскому типу – веселые и красивые.
Женщина средних лет показывает на свои глаза и прижимает руки к лицу. Увы, это не тот случай, когда помогает борная кислота! Она страдает, я бы сказала, от какого-то инфекционного заболевания крови.
Я повышаю голос и обращаюсь к Максу. Я говорю, что это заболевание крови и что ей нужно ехать к врачу или в больницу в Дейр-эз-Зор или Алеппо, где бы ей сделали нужные инъекции.
Макс передает это шейху, который, кажется, поражен моим диагнозом. Затем Макс произносит:
«Он просто потрясен твоей мудростью. Это именно то, что ему уже сказал доктор в Багдаде. Он тоже сказал, что ей нужны «des piqures»
[80]. Теперь, когда ты сказала то же самое, шейх собирается серьезно это обдумать. Как-нибудь он обязательно возьмет свою жену в Алеппо».
