Идеи Керврана вызвали практически единодушную критику научного сообщества, особенно яростную со стороны физиков-ядерщиков, потому что эти идеи в корне противоречили тогдашним, как, впрочем, и сегодняшним, концепциям ядерной физики. Этого не может быть никогда – и все!
Так что же там с курами и их яйцами? Как еще недавно было известно любому школьнику, скорлупа яиц состоит из карбоната кальция.
То есть для ее производства курице нужен кальций. Она его получает с пищей, например с зерном, или извлекает из неорганических веществ, камней, кусочков штукатурки или толченых раковин моллюсков, которые добавляют в корм.
Курица клюет и заглатывает камни не по глупости, а по необходимости. Относительно нетрудно экспериментально установить баланс кальция: сколько его вошло, сколько вышло естественным путем, сколько пошло на образование скорлупы яйца. Гораздо труднее объяснить, почему количество выходящего (с естественными выделения и с яйцом) кальция в четыре-пять раз превышает количество входящего.
Собственно, если принять, что все измерено правильно, то объяснить это никак нельзя. Этого не может быть. Кервран предложил изящное объяснение: кальций образуется в организме несушки в результате слияния атомов калия, присутствующего в достаточном количестве в виде ионов в биологических жидкостях, и атомов водорода из воды.
Такой процесс ядерного синтеза может протекать только в живых системах по непознанному пока наукой механизму. Все, к чему призывал Кервран, – это заняться изучением этого механизма.
Самое забавное в этой истории то, что Кервран этого эксперимента не делал. В своей книге он всего лишь дословно воспроизвел записи эксперимента, выполненного в 1799 году великим французским химиком Луи-Николя Вокленом (1763–1829), который среди прочего открыл хром и бериллий. В заслугу Керврану, помимо объяснения результата, поставившего в тупик Воклена, можно зачесть то, что он раскопал эту работу в архивах Французской академии, руководствуясь случайной фразой в одном из романов Флобера.
Сам же Кервран экспериментировал с овсом – он проращивал методом гидропоники зерна овса в среде без кальция и определял увеличение количества кальция в ростках по сравнению с исходными зернами. Рост был приблизительно таким же, как в экспериментах Воклена – в три-пять раз. Объяснение, соответственно, тем же – ядерный синтез.
Мы не будем описывать результаты других подобных экспериментов, как самого Керврана, так и других исследователей, упомянутых в его книгах, чтобы у вас голова не пошла кругом. Тем более что примеров биологических трансмутаций элементов Кервран нашел много, как и способов их применения в химии, физике, геологии, агрономии, медицине, диетологии и экологии. Заметим лишь, у Керврана есть последователи, в том числе в нашей стране
[108].
Наша книга о другом – об ученых и их работе, об упорстве, без которого невозможны научные открытия. Пусть это упорство в заблуждении, все равно оно достойно уважения. И что такое заблуждение в науке? Заблуждение – это то, что противоречит канону, устоявшимся взглядам, согласованному мнению научного сообщества или, во всяком случае, большей его части. Но это мнение может быть ошибочным, более того, оно точно ошибочно.
Согласно Карлу Попперу, любимому философу ученых, любое научное утверждение может быть опровергнуто. И, как показывает опыт, научные утверждения действительно опровергаются или сильно трансформируются.
То, что мы сегодня считаем заблуждением, в будущем, через десять лет или через сто, может стать истиной, вернее, быть признано истиной. Так что заблуждающиеся работают на будущее. И пусть себе работают!
Они придают особый шарм науке, делают научный поиск веселым приключением, а не унылым конвейером по производству новых знаний. Без заблуждающихся в науке осталось бы совсем мало настоящих ученых.
Заключение
О науке сейчас пишут и рассказывают много, но как-то не о том. Речь по большей части идет о знаниях, об установленных «научных фактах». Однако знания, факты – это вообще не о том. Это не наука, это результат деятельности ученых. Именно деятельность по выявлению и объяснению устройства и законов развития природы, человека и общества и есть наука.
О деятельности ученых, о том, как они получают новые научные знания, рассказывают много реже, чем о самих знаниях, причем зачастую рассказывают не так. Почему-то все заворожены идеей, что науку сейчас делают большие коллективы, и вот нам показывают исследователя, который сидит с глубокомысленным выражением лица (далось им это глубокомыслие!) за компьютером, лабораторной установкой или рядом пробирок и выполняет какие-то рутинные механические действия – свою часть "командной работы".
Если бы мы в школьные годы посмотрели такие ролики, ни за что бы не пошли в науку. Что уж говорить о современной молодежи, которая в еще большей степени, чем мы, не хочет быть винтиком в машине. Она хочет свободы, творчества, общения, веселья. Наука – истинная наука – как ничто другое может дать им желаемое, но молодые люди об этом не знают, им об этом не рассказывают.
Мы пошли в науку в первую очередь потому, что нам это было интересно. Важную роль в нашем выборе сыграло и то, что в советское время наука была едва ли не единственным оазисом свободы. Где еще можно было так свободно высказывать свое мнение, не обращая внимания на чины и звания, выдвигать сумасшедшие идеи, спорить до хрипоты о проблемах мироздания и заниматься тем, чем ты хочешь, удовлетворяя свое любопытство за государственный счет.
И еще нам нравились люди науки – это были раскрепощенные, веселые личности. Мы смотрели по телевизору выпуски того, старого "Клуба веселых и находчивых", где доминировали технари, естественники и врачи, и нам хотелось попасть в эту веселую среду.
Чувство юмора – необходимая черта характера настоящего ученого. Парадокс науки состоит в том, что любое научное утверждение рано или поздно будет опровергнуто и объявлено заблуждением. То есть ученый создает нечто, вкладывая в это все свои силы и душу, и при этом ясно понимает, что созданное им в будущем будет признано ложным знанием. Можно, конечно, об этом не думать, но ученые не могут не думать, они так устроены. И тут без чувства юмора не обойтись. Ведь если относиться ко всему серьезно, то впору бросать науку, плодящую незнамо что, и переквалифицироваться в управдомы, где все четко и понятно.
Науку породило естественное человеческое любопытство. Человек оглядывался вокруг и задавался вопросами: почему небо синее? Почему яблоко всегда падает вниз на землю? Что там за горизонтом и можно ли дойти до края земли? Рука об руку с ними шли другие вопросы: что будет, если я сделаю то-то? Если смешаю уголь, серу и селитру и подожгу смесь? Если поставлю металлический шест и буду держаться за него в грозу? Если сделаю себе крылья из перьев и брошусь вниз со скалы?
